Михаил Март - Принц с простудой в сердце

— Иди же, Варя, иди.

Служанка растерянно повернулась и пошла прочь.

Елку наряжали все вместе. Анна Дмитриевна встала с каталки, но Артем ее все же поддерживал. Пару шаров она разбила, но это на счастье.

На столе зажгли свечи и задернули шторы. Елка мелькала десятками разноцветных огоньков, придавая лицу Анны Дмитриевны сотни оттенков, кроме бледно-воскового.

— Я хочу поднять тост за здоровье именинницы! — воскликнул Артем, поднимая хрустальный бокал.— И за исполнение всех ее желаний.

— Смотрите, друг мой, однажды я вам напомню о вашем тосте.

— От тостов не отказываются.

Шампанского налили даже Варе, и по ее лицу было видно, что она счастлива. Как просто быть счастливыми, надо лишь захотеть! Экспромт, простенькая идея, и ты в октябре начинаешь испытывать новогоднее настроение.

— О чем вы мечтаете, Вячеслав? — спросила Анна Дмитриевна.

— Я? О покое, который нашел в вашем доме. Мне очень понравился дальний уголок парка, где находится фонтан. Я назвал его фонтаном Венеры. Хочу его восстановить, пока не выпал снег, и отвезти туда вас, чтобы вы могли им полюбоваться. Вообще, у меня грандиозные планы. Всего и не упомнишь.

— Вы забыли сказать о семье,— грустно напомнила хозяйка.— Варя, налей еще шампанского. Я хочу выпить за ту счастливую женщину, которую вы встретите и которая будет счастлива с вами до конца жизни. Достойную вас, умную и деликатную, какой была моя старшая дочка. Жаль, ее нет с нами. Она была бы рада, уж можете мне поверить.— Анна Дмитриевна выпила бокал до дна и засмеялась.— Бог мой! Кажется, я опьянела. Как это здорово, забыть обо всем и смотреть на мир сквозь розовые очки. Какая чудная елка. Пусть даже не живая, но она служит для атмосферы. А вообще, мы всегда встречали новый год в парке под настоящей елкой. Я была молодой и красивой, были еще живы мой дедушка, отец и мама. Я пила лимонад, а они — шампанское, водили хоровод вокруг елки, а потом мы все катались на тройке с бубенцами. Времена из сказки. Как быстро протекает жизнь и как не хочется с ней расставаться!…— На ее порозовевшем лице гуляла мечтательная грустная улыбка. Анна Дмитриевна вернулась в свою сказку, а Артем и Варя слушали ее, затаив дыхание. Нельзя тревожить человека в момент поднятия духа и просветления, когда весь мир вокруг кажется прекрасным.

Сейчас им было всем хорошо.

Начальник колонии был немало удивлен возвращению инспектора. Обычно они по два раза подряд не приезжают.

Для допроса заключенного Медведева отвели отдельное помещение. Тюремный художник по кличке Давинчи прибыл в веселом настроении. Он уже знал, что во время предыдущего визита майора его прикрывали со всех сторон: местные кумовья знают, за что деньги получают.

— Присаживайтесь, Леонид Ефимович, сегодня наш разговор вам будет мало приятен.

— Опять будете из меня жилы тянуть, гражданин начальник. Так ведь не благодарное это дело. И охота вам мотаться в такую даль?…

— Одно утешает, что не в последний путь отправляют.

Медведев оседлал табурет и продолжал улыбаться.

— Я вам привез еще четыре работы Федотова и одного Шагала. Хотелось бы, чтобы вы на них взглянули.

— И что это изменит?

— Вообще-то много, что теперь изменится в вашей жизни. Например то, что финансировать вашу вольготную жизнь теперь будет некому. Во-вторых, в суд пришли документы по вопросу вашего досрочного освобождения. И если вы готовы сотрудничать с нами, то мы можем походатайствовать со своей стороны либо застопорить процесс.

— Думаете методом шантажа заставить меня говорить? Ну хорошо, давайте я поиграю в вашу игру. Посмотрим на ситуацию в целом. Что вы мне предлагаете? Сознаться в том, что я, сидя в колонии строгого режима, сделал еще пару десятков подделок, за что здесь и сижу. Вы говорите о вольготной жизни за колючей проволокой и финансировании извне и тут же предлагаете мне пилить под собой сук, на котором сижу. Я не понимаю вашу логику, майор. На что вы рассчитываете?

— Через день-два Добронравов будет арестован. Ему инкриминируют не только хищения, но и убийства, которые он совершал при помощи своей подруги Киры Фрок. Нам удалось установить, что господин Шестопал заключил сделку с неким господином Рубинштейном из Киева на обмен картинами. Равноценный в некотором смысле. Шестопал отдавал четыре этюда Репина за три картины Крамского. Об этой сделке стало известно Добронравову. Эта сделка могла стать роковой для адвоката. Вся коллекция Шестопала прошла тщательную экспертизу и выяснилось, что все до единой работы Репина — всего лишь копии. Но очень качественные. Никто из посторонних к коллекции Шестопала подобраться не мог. Но господин Добронравов держал коллекцию банкира у себя три месяца. Он оформлял страховку и акты экспертиз. Правда, перед сдачей картин владельцу подменил оригиналы на копии. То же самое предполагалось сделать и с Федотовым, если бы жадность не подвела. А зачем пять картин менять, уж лучше все сразу…