Евгений Сухов - Власть и масть

Хозяйкой дома была крохотная женщина лет шестидесяти пяти. Весьма услужливое создание, потчевавшая постояльцев по утрам невероятно душистым кофе. Оставалось только удивляться, откуда у нее столь щедрые запасы, когда вокруг такое разорение. За все это время он не сумел встретиться с женщиной взглядом, даже разговаривая с ним, она не смела поднять голову выше отворота его гимнастерки. Саторпин подозревал, что за обычной любезностью прятался животный страх. По ее мнению, случилось худшее из того, что можно было представить: орды скифов наполнили Европу. Наверняка они до сих пор питаются человечиной, поджаривая ее на своих варварских кострах, а потому следовало умасливать их драгоценным кофе, чтобы вымолить себе крохи милосердия.

Уже от самого порога Саторпин уловил запах американской тушенки. Распахнув дверь, он увидел, как пожилая фрау поджаривает на огромной сковороде картошку с мясом, помешивая ее деревянным половником. На какое-то мгновение их взгляды пересеклись, и впервые за это время он рассмотрел ее глаза: бледно-голубые, каким бывает только утреннее небо, в них виделась такая выразительная тоска, что Саторпин невольно передернул плечами. Отсидеться не удалось, война прошла через ее крохотный дом, забрав в «Гитлерюгенд» последних ее внуков, четырнадцатилетних Мартина и Карла.

В столовой он увидел двух пехотинцев, мило приговаривающих за столом пол-литровую бутылку самогонки, на тарелках сало, нарезанное крупными ломтями, да малосольные огурчики. Вот и вся снедь. Лица раскрасневшиеся, довольные, еще один фронтовой день оставался в прошлом.

– Присаживайся, капитан, – пьяно и весело махнул Михайлов, предлагая рядом свободный стул.

– Чего отмечаете? – спросил Саторпин, присаживаясь рядом.

– А повода особенного нет, – честно сказал старший лейтенант, разливая по граненым стаканам мутноватую жидкость. – Радость в том, что остались живы, вот на том и спасибо. Ну… будем здоровы! – поднял он стакан и весело влил самогонку в утробу. Смачно занюхал сивушный запах шматком сала, после чего вгрызся в него крепкими белыми зубами. – Так вот, жратва есть, а ложек на всех не хватает, – продолжал он прерванный рассказ. – Не черпать же ее жменями. Решил я сходить в соседний дом. А там фрау меня встречает. Перепугалась. Ужасть! – весело воскликнул он. – Я ей говорю, так и так, фрау, ты бы мне пару ложек дала. А она меня понимать не хочет, сразу прыг на кровать, платье задрала и ноги раздвинула, дескать, получай что хотел. Тьфу ты, думаю! Может быть, в другой раз и согласился бы, только такое занятие времени требует, как-никак от меня ложек ждут. Я иду в другой дом, открываю дверь, а там еще одна баба, моложе той… Груди, попа, все как положено… Такая же история. Как увидела меня, вся со страху затряслась, без разговоров легла на кровать и ноги тоже раздвинула. Плюнул я от досады, иду в третий дом, и там то же самое! – Щуплый пехотинец мелко расхохотался, порезав огурец на несколько долек, закусил им сладенько. – Ну, поверьте мне, мужики, я ведь тоже не железный. Снял я тогда штаны, взгромоздился на нее, ну и сделал свое дело.

– И как она тебе? – поинтересовался пехотинец, потянувшись за куском сала.

– Честно скажу, не было сладости. Так себе… Будто бы рыба какая. Едва не замерз, пока на ней лежал. Потом забрал у нее ложки и к своим вернулся. Меня стали спрашивать, чего это я задержался? Пришлось рассказать, как дело было. А мне потом солдатики все и растолковали. И что оказалось? – хлопнул он себя по коленям. – Наши танкисты проходили через этот городок, ну всех баб с голодухи и поимели. Попробуй им не уступи, когда они автоматами размахивают. А потом эту штуку я уже со многими бабами проделывал. Здесь бабам объяснять особо не надо, достаточно только на постель показать, как она сама все поймет… Давай еще по одной?

– Давай, – охотно согласился пехотинец, двигая навстречу стакан.

От разговоров становилось тошно. Может, еще и потому, что знал он о них больше, чем того требовалось от соседа. У старлея гусарского вида под кроватью стояло два чемодана с немецкой посудой с изображением ангелочков и мадонн. Еще три саквояжа имелось в прихожей, – в них находились комбинации. Старший лейтенант всерьез думал, что это вечерние платья, и рассчитывал подарить их своим многочисленным подругам, мечтательно рассказывая о том, как те придут в полупрозрачных тканях в Большой театр смотреть премьеру. Разубеждать его не хотелось. Что ж, пускай заявятся. Вот будет конфуз!