Евгений Сухов - Власть и масть

– Ответ достаточно разумный. Деньги нужны всем. А за Копье судьбы он может выручить весьма серьезные деньги. Вы мне даете гарантии, что копье будет самым настоящим?

– Уверяю вас, оно будет настоящим.

– Что же заставило русского солдата оставить святыню при себе?

– Обыкновенная гордыня.

– Возможно. Человек по своей природе очень слаб, а потому окружает себя предметами значимости: домом, красивыми женщинами, дорогими вещами, – на губах араба появилась снисходительная улыбка. – Когда вы принесете мне Копье судьбы?

– Надо все как следует продумать. Думаю, будет лучше, если мы заберем копье под видом взлома.

– Что ж, вам решать.

Разговор состоялся. Красноречиво посмотрев на часы, Ланц Экельн сказал:

– Время позднее. А мне еще предстоит дальняя дорога.

– Не смею вас задерживать, – развел руками Хамидулла.

Экельн поднялся.

– Мне кажется, что вы с самого начала знали, где находится Копье судьбы. И стали моим партнером для того, чтобы я принял участие во всем этом.

Араб широко улыбнулся:

– На все воля Аллаха. Я давно у вас хотел спросить.

– Спрашивайте.

– Только вы не обижайтесь на меня.

– Постараюсь, – улыбнулся Экельн.

– В вашем кабинете висит портрет Фридриха Барбароссы…

– И что?

– Дело в том, что мне недавно попались дневники Монке. В них он написал, что старинный портрет Барбароссы, висевший в бункере, по распоряжению Гитлера был отдан молодому штурмовику в качестве оберега, чтобы он выбрался из окружения.

– К чему вы это?

– Уж не вы ли тот самый штурмовик, ради которого Гитлер пожертвовал собственной жизнью?

– Сегодня был хороший вечер, не правда ли, дорогой Хамидулла? – сказал Экельн, выходя за порог.

Ухмыльнувшись в спину удаляющемуся Экельну, хозяин плотно закрыл дверь.

Едва за Экельном закрылась дверь, как в комнату вошла молодая женщина в длинной белой рубашке и в широких белоснежных шароварах.

– Луиза, ты меня по-прежнему любишь?

Женщина села к Хамидулле на колени и тонкой гибкой рукой обвила его шею.

– Разве ты еще сомневаешься? Ради тебя я ушла из дома и стала твоей второй женой. Согласись, для женщины, которая выросла в совершенно других ценностях, это многое значит. А потом, разве тебя возможно не любить?

Хамидулла широко улыбнулся, показав белоснежные зубы.

– Если бы все так считали, как ты. Увы, но некоторые меня просто ненавидят.

– И кто же?

– Взять хотя бы господина Экельна. – Глаза Хамидуллы вспыхнули злобой. – Мне кажется, что он о чем-то догадывается. А потом, он не оправдал моих надежд.

Объятия сделались крепче: теперь девушка обвила его шею второй рукой.

– И что ты предлагаешь?

– Его нужно убрать, – просто произнес Хамидулла, как если бы речь шла о чем-то самом обыкновенном.

– Ты хочешь, чтобы это сделала я?

– Он служил в войсках СС, у него звериная интуиция на опасность. Просто лучше тебя этого никто не сделает.

– Я все поняла. Когда?

Ладони Хамидуллы проникли под ее рубашку, скользнули по упругому телу.

– Лучше всего через три дня. Обычно в этот день он никого не принимает, так что никакой толпы у дверей. Ты знаешь, что нужно делать?

Брови девушки удивленно дрогнули:

– Разве это в первый раз?

– Не в первый, – тихо согласился Хамидулла. – Лучше тебя этого никто не сделает.

Луиза сводила его с ума, она отличалась от всех тех женщин, которые были у него прежде. И разница была не только наружная (высокая, белокурая, как морская волна, с чувственностью, с которой ему не приходилось встречаться прежде, и это несмотря на ее кроткую внешность), но и внутренняя. Уверенная и сильная, как и многие европейские женщины, она сумела переломить свою гордыню, чтобы сделаться его рабой.

Хамидулла не только принял эту жертву, но и оценил ее по достоинству.

Три года назад он повстречал Луизу в студенческом баре. Вот только никто тогда из них не мог предположить, что необязывающее мимолетное знакомство, после которого они немедленно упорхнули в свободную комнату, скрепится браком и идейным союзом. Влюбившись в смазливого араба, Луиза приняла Хамидуллу таким, каким он был в действительности и каким его знал лишь очень узкий круг соратников.

Руки Хамидуллы бесстыдно потянулись к ее шароварам. По-хозяйски погладив упругие бедра, они приспустили одеяние до колен. Жадному взору предстали оголенные, чуток раздвинутые ноги и аккуратно бритый лобок. Хамидулла не однажды замечал за собой особенность: он не мог вести долгих разговоров с Луизой, ему хотелось обладать ею тотчас, как только слышал ее воркующий голос. Наверное, это и называется любовь. В какой-то момент он вдруг осознал, что остальные женщины перестали для него существовать, и Хамидулла всякий раз с улыбкой думал о том, что сказали бы его прежние возлюбленные, узнав о том, что арабский мачо растворился в белокурой бестии.