Сергей Москвин - Два шага до катастрофы

– Мне сдать удостоверение и оружие?

Однако на лице полковника не дрогнул ни один мускул.

– Такого указания не поступало, – выдержав пристальный взгляд Егорова, ответил он. – Думаю, что следствие в лице майора Аникеева во всем разберется. И если собранные материалы дадут основания для назначения в отношении вас служебного расследования, оно будет проведено со всей тщательностью и пристрастием.

Вернувшись в свой кабинет после устроенного Поварницыным показательного разноса, Егоров набрал служебный телефон Аникеева. Следователь оказался на месте, но разговаривал подчеркнуто официально. От его вчерашнего дружелюбия не осталось и следа.

– Я сейчас занят, Андрей Геннадьевич. Когда вы мне понадобитесь, я вас вызову, – ответил он в ответ на приветствие Егорова и, не удосужившись выслушать его ответ, повесил трубку.

Егорову стало ясно, что Аникеев уже получил указание от Поварницына в отношении того, как следует себя вести в общении с опальным оперативником. Ответ следователя подтвердил, что он превратился в изгоя среди собственных коллег. Повинуясь внезапному порыву, Егоров выдвинул ящик стола, где хранил пачку листов чистой бумаги, и, достав один из них, положил перед собой. К черту! Поварницына, Аникеева, всех остальных… Выслуга давно позволяет ему выйти в отставку и жить на пенсии в свое удовольствие без головной боли и вечных стрессов беспокойной службы. Подвинув к себе лист бумаги, Егоров решительно вывел на нем: «Начальнику управления генерал-лейтенанту Локтионову… Рапорт». Но дальше такая ясная и понятная еще секунду назад мысль затормозилась. «Прошу уволить меня с занимаемой должности, – или – с действительной службы…» Они никогда не писал подобных рапортов и, как оказалось, даже не представляет себе, как это делается.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник Александр Ватутин. Увидев его, Егоров поспешно смял в комок лист с начатым рапортом и сунул его в верхний ящик стола. Но Ватутин с его молниеносной реакцией заметил это.

– Вот те на! – изобразив удивление, воскликнул он. – Я думал, Андрей Геннадьевич, вы по всему городу вчерашнего киллера разыскиваете, а вы вместо этого у себя в кабинете бумажки перебираете.

– Это дело ведет майор Аникеев, – глядя в стол, произнес Егоров.

– Вот я и говорю, – без тени смущения ответил Ватутин. – Дело ведет Аникеев, вы рапорта строчите, а убийцу, выходит, никто не ищет.

Егоров поднял на Ватутина недоуменный взгляд. Он был уверен, что успел закрыть написанное ладонью до того, как Александр бросил взгляд на его стол.

Словно прочитав его мысли, Ватутин усмехнулся.

– Тоже мне, секрет. Да у вас все намерения на лице написаны. – Он вновь сделался серьезным. – Где же ваша гордость, Андрей Геннадьевич? Не думал, что вы так легко сдадитесь.

Егорову стало не по себе. Слова Ватутина заставили его пожалеть о своем поступке. Как ни оправдывай принятое решение, но рапорт об отставке – это малодушие. Правда, чтобы продолжать расследование, одного желания мало.

Егоров поднял взгляд на стоящего напротив него Александра.

– Приказом руководства меня отстранили от дела.

Но против твердости Ватутина оказались бессильны любые аргументы.

– Значит, надо убедить генерала в необходимости пересмотреть это решение! – с присущей ему прямолинейностью ответил он.

Егоров задумался. Александр прав, Локтионов действительно может подключить его к расследованию. Но лишь после того, как он представит ему серьезные доказательства, подтверждающие свои умозаключения. Правда, все вещественные доказательства в руках Аникеева, а он в свете последних указаний Поварницына вряд ли захочет ими поделиться.

Озаренный внезапной догадкой, Егоров поднял взгляд на Ватутина.

– Насколько я помню, наш эксперт-баллистик твой хороший знакомый?

– А то! – Александр улыбнулся. Он почувствовал перемену в настроении Егорова и, хотя еще не понял, что от него потребуется, заранее был рад помочь. – Сколько мы ему стволов перетаскали, и не сосчитать!

– А ты сможешь узнать у него по дружбе, каким оружием пользовался киллер, застреливший журналиста?

Александр выразительно покачал головой.

– Обижаете, Андрей Геннадьевич… Ждите меня здесь. Я мигом, – закончил он и пулей вылетел из кабинета.

Вернулся он через двадцать минут. За это время Егоров разорвал на мелкие клочки свой недописанный рапорт и выбросил обрывки в мусорную корзину. Ему было мучительно стыдно за проявленное малодушие, но вытянувшееся от изумления лицо Ватутина заставило его забыть и о собственном рапорте, и о связанных с ним угрызениях совести.