Валерий Горшков - Ликвидатор

Мне вообще не очень нравится, когда начинают расспрашивать о личной жизни и пристрастиях. Может быть оттого, что личной жизни, как таковой, у меня уже довольно давно не было, а все мои предпочтения определялись наличием того или иного в данный момент. Если на твоем столе в солдатской палатке стоит алюминиевая миска с кашей на комбижире, то бесполезно мечтать о красной и черной икре. Примерно так я и рассуждал во всех жизненных ситуациях. Лучше гривенник сегодня, чем червонец завтра. Моя бывшая жена частенько поговаривала, мол, солдафоны — это такие люди, которые к реальной человеческой жизни совершенно не приспособлены, так как не могут жить без гарантированной пайки на завтрак, обед и ужин, подъемов в шесть утра и трехэтажного мата, к тому же одержимы желанием всегда и всеми — а особенно семьей — командовать, и при этом всегда готовы, подобно хорошо натасканной собаке, сорваться по приказу начальника в драку. А как тогда быть с театром, посещениями музеев, ресторанов и дражайших подруг-пустомелек? Этого Марина понять никак не могла и не хотела. Зато сейчас, с новым мужем, который регулярно целует её в попочку и моет женушке нежные тонкие пальчики в тазике с оливковым маслом, а в свободное от постоянного ухаживания время еще и умудряется быть членом правления крупного банка, она чувствует себя как любимая роза в саду у маньяка-садовода. Именно о такой жизни она и мечтала все свои двадцать восемь лет.

Конечно, об этих своих мыслях я не рассказывал Березовскому. Спокойно дождался, пока черная «Волга» не пересекла границу города-героя Ленинграда и на первом же перекрестке вышел, успев, однако, пообещать подполковнику, что обязательно встречусь с ним в десять часов возле Казанского собора на Невском проспекте. Машина напоследок умудрилась окатить меня грязью из лужи, но я не обиделся и неторопливо пошел по направлению к ближайшей станции метрополитена.

Конечной точкой моего маршрута не был, однако, город на Неве, я стремился в независимую ныне Эстонскую Республику, в курортный городок под названием Пярну. Там, по крайней мере мне очень хотелось в это верить, все еще жила моя первая любовь Рамона, с которой я познакомился много лет назад во время летнего отдыха на берегу ласкового Балтийского моря.

Удивительно, но мне, тогда уже ветерану афганской войны, тридцатитрехлетнему капитану десантно-штурмового батальона, до встречи с этой девушкой чувство любви, о которой судачит как минимум восемьдесят процентов людишек, было совершенно незнакомо. Женщины были, как у всякого нормального мужика, но вот чтобы хотелось видеть ее рядом с собой каждый день, на протяжении многих лет, вместе воспитывать детей, вместе ходить в кино, в театр и в гости… Нет, такого не было. До того дня, пока совершенно случайно я не забрел на так называемый дикий пляж.

В общем, он и не был никаким официально обозначенным на местности куском прибрежного песка, просто в полукилометре от обычного курортно-санаторного пляжа города Пярну уже давно нашли себе пристанище группы раскрепощенных местных жителей, любивших предаваться солнечным ваннам в костюме Адама и Евы. Влекомый обычным человеческим любопытством, я встал прямо посередине загорающих вокруг меня граждан и стал ошалело вертеть головой, непроизвольно останавливая взгляд на самых выдающихся образцах женской половины человечества. И дождался.

Жирная, как свиноматка, и, конечно же, полностью голая дамочка неопределенного возраста, совершенно не стесняясь своих отвисших, как уши спаниеля, грудей, на непонятном мне языке начала громко вопить и показывать в мою сторону указательным пальцем. Эстонский я к тому времени както не удосужился выучить, но и без этого прекрасно понял, что попал в дурацкое положение. Абсолютное большинство загорающих на диком пляже привыкли не обращать, по крайней мере слишком навязчиво, внимание на лежащих вокруг граждан. И появление неискушенного в нудизме мужика в бело-голубой десантной майке и сшитых из «серпасто-молотка-стого» флага шортах никак не могло остаться незамеченным. Я был словно волк в овчарне. Правда, «овцы», один-раз обратившие внимание на дикие крики выжившей из ума «фотомодели» с десятком вторых подбородков, снова лениво уткнулись в расстеленные на горячем песке полотенца и покрывала. Строгая ревнительница правила «не обращать внимание» продолжала истошно вопить и никак не хотела опускать нагло уставившийся в мою сторону палец. Мне ничего не оставалось, как побрести обратно в направлении общественного пляжа. Но тут, совсем неожиданно, чья-то нежная рука тронула меня за локоть. Я почувствовал, как по моему мускулистому и узловатому торсу пробежала едва ощутимая волна мурашек.