Михаил Нестеров - Оружие без предохранителя

– Ты не в обиде на меня... Знаешь, я бы поступил так же, как ты: бросил бы умирать посреди улицы.

– Пусть так, как ты говоришь, как ты думаешь. Но что бы ты сделал на моем месте? У нас на хвосте сидела вся полиция Италии. Мне надо было остаться с тобой?

– Тебе стоило добить меня.

– Я бы так и сделал. Если бы ты был ранен и не мог идти. Я бы убил тебя, чтобы никто не мучился, ни ты, ни я.

– Ни она. – Скоблик кивком головы указал на Тамиру.

Он в этой повзрослевшей девушке увидел совсем другого человека. Нет, она не превратилась в «девушку из высшего общества», но тянула на девушку из приличного офиса.

– Здравствуй, товарисч! – стилизованно поздоровалась Дикарка, становясь слева от очага.

«Прямо двое из преисподней», – снова ухмыльнулся Виктор, на которого, по большей части, падал лунный свет. Он был призраком из жизни двух этих людей. Они видели перед собой привидение, а не живого человека и обращались с ним соответственно. Чтобы увидеть в нем живого, им пришлось бы провести инвентаризацию своих чувств, эмоций, памяти, совести, что там еще? Поэтому их лица не озарила или опечалила улыбка.

– Ты назвала меня товарищем? – переспросил Скоблик. – Два года назад я посмотрел это слово в словаре. Про вас с Михеем там ничего нет. Вы ведь двое – по-прежнему друзья?

– Ну и что?

– Ну так и будете отвечать друг за друга.

– DMZ, – сказал Дикарка, обращаясь больше к самой себе. – Демилитаризованная зона. Мы в Матрице, парни. Вокруг кипит или угасает жизнь, а здесь правила на жизнь не распространены.

Она была специалистом по электронике. В контексте брандмауэров термин, который она употребила, означает часть сети, не входящую непосредственно ни во внутреннюю сеть, ни в Интернет. Действительно, похоже на знаменитую Матрицу.

Слово взял Наймушин:

– Я хочу спросить – ты решил свои дела? Если да, то давай расстанемся. Иди своей дорогой, а мы пойдем своей. Тебе было трудно, наверное, эти два года, да и нам нелегко. Но хорошо, если мы протянем столько же. Даже удивительно, что мы протянули эти несколько часов. – Михей немного помолчал. – Знаешь, первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я услышал твой голос в трубке, что у тебя проблемы, и ты попросишь помощи.

– Попросить у тебя помощи? Брат, я наглухо положил десять человек и похитил одного. И что бы сказал мне ты, фактически завязавший человек? Да я для тебя мертв давно. Тебе было проще сдать меня, чем отговаривать или отказываться. Что я для тебя? Кусок памяти? А так, брат, мы повязаны. Теперь ты будешь помогать мне, чтобы спасти свою шкуру. И будешь отрабатывать на совесть. Если помощь твоя мне понадобится.

– Но я тоже в розыске.

– Это лучше, чем ничего. И давай закончим на этом.

«Ты не берешь в расчет дружбу?» – мысленно обратился к Скоблику Михей. И ответил за него: «А что с ней стало?» Может быть, Витя прав, и дружба осталась там, на той площади, где Михей преклонил колено перед распростертым на земле другом? Он считал его погибшим. Нельзя взять его за руку и провести по волнам своей памяти и своих чувств; он бы задохнулся вместе с ним. Теперь он вправе не доверять никому. Он пережил свои моменты, которые по силе своей ничуть не уступали тем моментам, которые пережил сам Михей. А может быть, они намного сильнее.

Скоблик другой, неузнаваемый. Как будто прошло не два года, а все двадцать – для него. А для Михея время остановилось. Он еще пацан. А Скоблик взрослый, мудрый человек. Он прошел огонь и воду. Играли ли для него медные трубы? Это вряд ли. Он был вправе сделать то, что сделал. Михей не представлял себя предателем, но поразмыслил над словами Скоблика. Вот он делает ему предложение в лоб, без обиняков: «Мне кровь из носа нужно убить десять человек и взять в заложники одного. Поможешь?»

Михей горько усмехнулся. Он мысленно повертел у виска пальцем. Он мысленно посылает Скоблика идти своей дорогой. Он действительно предлагает ему оставить его в покое: у него своя жизнь, в последнее время – без напрягов, не сказать что кристальная и спокойная, но мирная, что ли. Да, точно, мирная. Он уже не тот босяк и беспризорник, которого отловили на улице и засунули в «Инкубатор», приговорив его к «коррекции», по сути своей – фантастической: из разряда отребья он шагнул в разряд диверсанта. Он уже не выпускник секретной школы, не практикант, за его плечами – здоровенный кусок жизни с ее радостями и разочарованиями. Он узнал, что такое оказаться во взрослой колыбели, когда тебе хорошо и дома, и на работе, и когда тебе плохо и там, и там, и ты начинаешь капризничать. Ну как объяснить ему это простыми словами? Да и эти слова сложными никак не назовешь. Как заставить его поймать эту мысль и чуточку раздуть ее, как надувают воздушный шар?..