Александр Тамоников - Кровь за кровь

– Еще бы. Продают самогон, а этого коньяка разливают в год несколько тысяч бутылок. И купить его можно только на заводе.

– Дорогой, поди?

– Смотря для кого. Но ладно. Если захочешь, пей еще, хотя, вижу, успокоился. Вот только не пойму, почему нервничал, мы же не первый раз встречаемся.

– Я же уже сказал, не нервничаю. Просто с бабой поругался. Она, сука, и испортила настроение.

– Твоя Верка?

– Да.

– И терпишь, когда женщина поднимает голос на мужчину?

– Нет! Сейчас она, наверное, до сих пор в ванной, морду в порядок приводит.

– Это, конечно, не мое дело, но зачем тебе баба, которая смеет пасть разевать? Разве ты не можешь найти себе другую? По городу едешь, много красивых девочек гуляет. Стройных, молоденьких.

– Ачил, давай по делу, со своими проблемами я разберусь сам.

Адаев внимательно посмотрел на Демьянова и другим, ставшим вдруг жестким, голосом сказал:

– Хорошо! О деле так о деле. Я действительно при-ехал сюда для того, чтобы передать тебе новый заказ.

– А не часто ли ты сбрасываешь заказы, Ачил?

– Я же плачу за их выполнение?

– Не в этом дело. В таком режиме мы работать не можем. Еще одна акция, и нас начнет искать вся ментовка области. А менты, если их разозлить, способны на многое.

– Вот оно что! Боишься…

– Разве я не прав?

– А как же наш договор, Леня? Помнится, ты очень доволен был, когда тебе предложили работать со мной. Тогда ты не боялся, тогда тебе деньги были нужны, а сейчас испугался? Готов отказаться от бабок? Но, кому, как не тебе, должно быть хорошо известно, что за свои слова надо отвечать.

– Я готов ответить за свои слова, – отрезал Демьянов. – И за дела тоже. Кстати, все твои заказы были выполнены в срок и по полной программе. Но ты тоже должен понимать: так часто работать нельзя. Это, в конце концов, приведет к краху, менты зацепят нас. И тогда ты со своими корешами свалишь в горы, а мне тут придется отвечать за все! И ответ может быть один – пожизненное заключение. Если до суда дадут дожить, а не удавят в СИЗО.

Взгляд Адаева стал еще жестче.

– А как же мы годами воюем против ваших ментов на Кавказе?

– Э, Ачил, ты одно с другим не путай. На Кавказе вы за власть воюете. Здесь же нет никакой войны.

– Значит, я террорист, а ты обычный бандит? На Кавказе война, здесь мир?

– А разве это не так?

Адаев резко повысил голос:

– Нет, Демьян, не так! Когда ваши войска бомбили, обстреливали, «зачищали» наши города и аулы, мы поклялись отомстить. Мы объявили кровавую месть вашей власти. А она сроков давности не имеет. И мы мстим. Ты же и твои подельники – такие же платные наемники, как и те, кого мы нанимаем за рубежом. Ты никогда не задавал себе вопрос, зачем мне понадобилось убивать семью Голубева, которую я до приезда в Блачинск и знать не знал? Думаешь, из-за тачек? Или из-за каких-то паршивых украшений? Да я за них ни доллара не взял, потому что не нужна мне эта мелочь. У меня на счете в Эмиратах столько денег, что тебе и не снилось. А для чего мне понадобилась смерть Ломакова? Мы с ним не были знакомы, дороги наши не пересекались. Тем более смерть его любовницы, ни в чем не повинной, кроме собственного паскудства, грязной шлюхи? На ее хате Кожан вообще ничего не взял. Более того, ему было запрещено брать что-либо ценное. Для чего, Демьян?

От пронзительного, безжалостного, безумного взгляда Ачила Демьяну стало не по себе. И коньяк не помог. Куда только спокойствие делось! Сейчас главарь банды, без раздумий отдававший приказы на убийство женщин и детей, ощущал себя кроликом перед голодным, распускающим кольцо удавом. Сглотнув слюну, заполнившую полость рта, он ответил:

– Откуда мне знать, для чего тебе нужны были эти убийства? Да и без разницы, для чего. Ты заказал, мы сделали. А в наемники к вам не записывались.

Адаев неожиданно рассмеялся. Столь неожиданно, что Демьянов вконец растерялся:

– Я сказал что-то смешное?

– А ты действительно испугался, Демьян! Я был о тебе другого мнения. Вот только работать тебе на меня все равно придется, хочешь ты этого или нет. Если, конечно, тебе собственная жизнь дорога. Я встречал таких, кому было наплевать на жизнь. Никогда не забуду двух десантников, взятых в плен у Аргуна. Их на казнь ведут, а они матерятся и орут, что десант не сдается. Так и отрубили головы непокорным. Не сдались, не проиграли. Смертью своей показали, что их убить можно, а вот победить нельзя. Это я понимаю, реально подвиг. Настоящими мужчинами оказались эти юнцы в голубых тельняшках. Ты бы, как они, не смог. И твои кореша не смогли бы. Запросили бы пощады. Или я не прав, Леня?