Олег Приходько - Вне закона

Барракуда и сам не верил в измену Алика. Но если даже капля из сказанного вчера Киреевой окажется правдой… Кирееву Алик откровенно не любил. И если бы располагал доказательствами ее причастности к провалу, не убоялся бы Язонова гнева. Она же утверждала, что может доказать его измену. Но она убежала. И оснований верить той, которую Барракуда собственными глазами видел с чекистом, не было.

«Руно» трещало по всем швам. Смерть Севостьянова должна была, по расчету Барракуды, поставить точку на этом деле. Для того, чтобы сплести собственную закупочную сеть, понадобятся годы; «углы», собранные Аликом, попрячутся в кусты. И Язона Барракуда понимал; а вдруг — нет? Вдруг, действительно, эта шлюха оговорила его по заранее продуманному Аракеловым плану? Но Барракуду не устраивала возможная непорочность Алика. Третий был лишним. Стукач он или нет — Барракуде Алик не нужен. Особенно сейчас, когда дни «Руна» сочтены и партия груза, по всей вероятности, окажется последней. Изымать тубы с начинкой нужно было не до погрузки, а во время нее; если Севостьянов все-таки стукач, за пакгаузом уже ведется слежка. Почти наверняка чекисты пасут и дом Киреевой, но к ней ребята уже поехали… Лучше бы эта дура держала тачку в своем Бирюлеве!

Утро вечера мудренее.

К утру у Барракуды созрел план…

Журавлев — сопляк, трогать его не нужно. Холуй из него получился бы первоклассный, телохранитель — нулевой. Барракуда знал почти наверняка, что Журавлев на поиски Киреевой не поедет, а поспешит к своему благодетелю сообщить о ее побеге. Так оно и вышло. С видом бывалого телохранителя, натасканного по системе «президент», насмотревшийся плохих американских видиков, Журавлев появился на улице, повертел головой и, не обратив внимания на пикап (впрочем, его он просто никогда не видел, Барракуда позаботился о машине, которая ранее никогда не фигурировала в делах), сел в «девятку».

«Шкура, — с опозданием на сутки, осенило Барракуду. — А ведь был вчера Алик дома-то, был!»

Как только Журавлев включил мотор, из подъезда в машину тенью метнулся Севостьянов. Через три секунды «девятка» летела по Хорошевке к проспекту Жукова. Пикап стоял к подъезду задом. Для того, чтобы последовать за «девяткой», предстояло развернуться, но Барракуда не видел в этом проблемы: путь был ясен — по Хорошевке — к центру, через полминуты догонят. Как только «девятка» исчезла за поворотом, Барракуда выскочил из салона.

— Не упустите! — бросил он напоследок. — И будьте на связи, чтобы я вас не искал! — последнее — уже вдогонку, громко, не таясь.

Взглядом проводив «волгу» до перекрестка, он быстро перешел улицу и вошел в подъезд.

«Детским лепетом на лужайке» Барракуда не считал никакую работу вообще, но перестал бы себя уважать, если бы его могла остановить дверь в чью бы то ни было квартиру. Замки квартир, машин и сейфов входили в обязательную программу.

Оказавшись в квартире Севостьянова, Барракуда достал из кожаного чехла нож с тридцатисантиметровым лезвием, поддел дверцу секретера. Бумаги, не представляющие никакого интереса, бесцеремонно швырял на пол — элемент психического давления на хозяина. Все, что есть в этой квартире, ему уже не понадобится. Впрочем, Барракуда предоставит ему возможность выговориться перед смертью: номера! Номера начиненных золотом и бриллиантами туб!.. Он выбьет из него эти номера, не даст унести в могилу последний секрет. И черт с ними, его концами и связями — пройдет совсем немного времени, и у Барракуды появятся свои!

По миру ходит великое множество отчаянных людей, не знающих, как сбыть «черное» золото.

Барракуда рылся в хозяйских вещах, изобличающих Севостьянова, и ничего не находил. Он внимательно перелистывал книги (интересно, зачем ему книги?), старые блокноты, заглядывал в вазы (с наслаждением разбивая рукояткой ножа те, у которых горлышки были слишком узкими), рылся в белье, выдвигал ящики шкафов и письменного стола, вспарывал обшивку кресел и дивана. Номера если и были написаны, то их Севостьянов наверняка носил с собой, и в этом отношении Барракуда почти не надеялся на удачу. Несмотря на броские импортные наклейки, соблазнявшие налить и выпить, к содержимому бара он не притронулся. Усмехнулся, представив на своем месте тех, чьими услугами предпочитал пользоваться Севостьянов: уж они бы своего не упустили, никакие запреты не заставили бы их устоять перед этим изобилием. Но Барракуда был профессионалом и знал, что несколько капель зелья способны внести коррективы в выверенную до мелочей программу, а никакой импровизации он не признавал.