Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Вадим Иннокентьевич тихо посмеивался, наблюдая за разошедшимся генералом. Таким Костырина он еще не видел — обычно вежливый, с приятной и какой-то таинственной улыбкой на губах. А тут — гром и молния!

— Ну, вы поспокойнее воспринимайте ситуацию, Евгений Семенович, поспокойнее, — по-отечески заботливо советовал он. — Коршунов по делу сказал, этого у него не отнимешь, журналисты подхватили «жареный факт», им палец в рот теперь не клади. Видно, раскрутили с расчетом, что вы сорветесь, вы и сорвались. Жаль. Вон посмотрите, как ведет себя Володя Шумейко. Что только о нем не говорили, Руцкой, например: валютные счета у него за границей, и какие-то он должностные махинации совершал, и с темными людишками якшался… А с него как с гуся вода — ходит, улыбается. И правильно, между прочим, делает. Шакалы воют, а караван идет. Шумейко дружен с президентом и знает, что папа все простит, если верно ему служишь.

— Папа? — машинально переспросил Костырин.

— Ну, это я так, образно… Вот я и говорю, Евгений Семенович: пусть Коршунов тешится на телевидении, а вы свое дело делайте. Кстати, как дома-то, строятся?

— Да, спасибо, строятся. И не рад теперь, что связался.

— Ничего-ничего, обойдется. Все у вас честно, законно. Супруга ваша правильно поступает — везде требует квитанции и счета. Честь ваша дороже, это понятно, я вас поддерживаю в этом на сто процентов. Да и Коршунов, между прочим, не сказал, что вы где-то что-то, гм… украли, извините за грубое слово.

— Не сказал.

— Ну вот. А до того, что «нескромно себя генерал ведет» да «другие плохо живут», нам и дела нет. Работайте, зарабатывайте, живите лучше! Рынок, свобода. Каждый живет по своим возможностям.

Костырин вздохнул, промолчал. Откровенный этот разговор ему не очень-то был по душе. И ведь говорил Марии Георгиевне: не нужно с этими земельными участками связываться, на крючке у областного начальства буду. Так и вышло. И кто знает, может, эту информацию о стройках и земле Коршунову дал сам Вадим Иннокентьевич. Чтобы он, Костырин, не дергался и не строил из себя слишком большого начальника, а сидел бы смирно.

— А в профессиональные наши дела чего он лезет? — не сдержался Костырин. — Это уже ни в какие ворота! Это, извините, совсем не компетенция Департамента контроля, сколько мы шпионов поймали или не поймали, как мы с агентурой работаем и прочее.

И снова Вадим Иннокентьевич загадочно как-то, хитро улыбнулся.

— В принципе, конечно, у вас самостоятельная работа. Но народный контроль, наверное, вправе спросить и органы безопасности — от имени налогоплательщика: а как средства расходуются? На что? Народ сейчас такие вопросы прямо задает, Евгений Семенович, вы же знаете. Пусть Коршунов говорит, он имеет право. Должность такая, да и люди видят, что демократия — не пустой звук. И так понятие это извели у нас до униженности, заплевали, без кавычек слово это никто уже и не пишет. Посмотрите газеты.

Вадим Иннокентьевич ответил на чей-то настойчивый телефонный звонок лаконичным: «Хорошо, пусть приезжает», положил трубку. Спросил заботливо:

— Ну, а что вы, интересно, за проблемы решаете в своем управлении, Евгений Семенович? Я понимаю, вас курирует другой заместитель, но все же? Может, и на нас с губернатором папочки завели, а? Были ведь прецеденты в других областях, как же, я в курсе! Донесения, сообщения, разработки… «Жучок» этот, что Василия Андреевича подслушивал, не ваша ли забота?

Костырин нахмурился.

— Скажем так, Вадим Иннокентьевич: вы неловко пошутили.

Каменцев почувствовал перемену в настроении начальника управления ФСБ, дружески улыбнулся.

— Да, я пошутил, конечно, Евгений Семенович! Не обижайтесь. Коллеги могут, я думаю, себе позволить… А насчет проблем я не случайно спрашиваю — вдруг чем-то могу быть полезен?

Костырин, все еще хмурясь, пожал плечами.

— Проблем много, Вадим Иннокентьевич, тут только начни перечислять. Ушли опытные кадры как из центрального аппарата, так и из нашего управления. Агентура, испугавшись репрессий, почти перестала функционировать, а мы без помощников, сами понимаете, что слепые котята…

— Ну, о том, что кто-то ушел, не стоит печалиться, Евгений Семенович. Ушли коммунисты, и Бог с ними. А что агентура стучать стала меньше… Черт его знает, Евгений Семенович, я лично к таким людям вообще без симпатий отношусь. Заложить своего товарища по работе, который доверился, душу открыл… Как-то мне всегда не по себе было даже от одной мысли, что рядом может быть человек, который время от времени бегает туда, к вам, и докладывает… Я этих людей хотя и не видел ни одного в лицо, а всегда, мягко говоря, не понимал.