Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Оба они вежливо посмеялись, а потом до самого управления не разговаривали, каждый думал о своем.

Едва Тягунов вошел в свой кабинет, как зазвонил городской телефон. Он снял трубку, сказал без особой охоты разговаривать:

— Слушаю вас. Алло!

— Вячеслав Егорович, здравствуйте! Это вас Вобликова беспокоит, корреспондент газеты «Русь непобедимая».

— Здравствуйте, корреспондент Вобликова. Чем могу служить?

— Вы так быстро исчезли с перрона, Вячеслав Егорович, я не успела с вами поговорить…

— Я не исчез, я просто уехал с начальником управления. — Тягунов все же не смог скрыть невольного раздражения: не вовремя этот звонок журналистки, сейчас не до посторонних разговоров.

— Извините, Вячеслав Егорович, мне ребята из вашей пресс-службы сказали, что вы на днях уезжаете в Чечню во главе сводного отряда. Это так?

— Да, так.

— А не могли бы мы с вами перед отъездом встретиться? Мы бы дали интервью с вами…

— Нет, давайте все это отложим, — сухо сказал Тягунов. — Что сейчас говорить прикажете? Вернемся вот с победой, встречайте нас на вокзале, спрашивайте. Тогда будет о чем рассказать, надеюсь. Если, конечно, живым вернусь.

— Что за настроения, Вячеслав Егорович! Ребята так хорошо о вас отзываются: боевой офицер, прекрасный сыщик…

— Послушайте, уважаемая, вы с ребятами, которые про меня что-то там рассказывают, и толкуйте. Я же сказал: потом, когда вернемся. А насчет настроений… Что тут неестественного? На войну едем, туда, где стреляют… Прошу простить, мне некогда. До свидания.

Тягунов резко положил трубку, какое-то время не мог унять отчего-то вспыхнувшего в нем раздражения. Скорей всего, «завел» его Тропинин вежливыми своими намеками на «друзей», которые его протолкнули по служебной лестнице наверх. Да и журналистка эта, Вобликова, чего пристала? Говорят же ей — потом. Сколько угодно бери интервью. А сейчас начнет выпытывать: какие задачи будете выполнять, Вячеслав Егорович, в каком конкретно месте, с каким настроением уезжаете?.. Чеченцев едем лупить — вот какие задачи! Правители стравили нас друг с другом, а мы собачимся, убиваем парней, как своих, так и с той стороны. Просто бы банды усмирять — святое дело для милиции. А тут сам черт ногу в этой политике сломит. «Конституционный порядок, конституционный порядок!» А кто первым его нарушил-то?.. И не поехать, отказаться… Да как не поедешь — только-только звание обмывали, должность… Расценят, конечно, как трусость. И вообще…

В мрачном настроении, которое Вячеслав Егорович так и не смог подавить в себе, он пришел домой позже обычного, уже к программе «Время». Татьяна, вышедшая его встречать в прихожую, спросила озабоченно:

— Ты чего так поздно, Слава?

— Ну… дела, то да се, — ворчливо и не очень охотно ответил он. — Я же теперь начальник.

Она не стала больше спрашивать, сказала, чтобы мыл руки и шел ужинать. Знала уже, что, остыв, он и сам все расскажет.

Уже в столовой, за ужином, поглядывая на экран телевизора, Тягунов сказал:

— Я на этой неделе уезжаю, Таня. В Грозный. Командиром сводного отряда. На месяц.

Она тихо положила вилку, смотрела на него испуганно, с недоверием.

— Ты… Ты сам напросился?

— Нет, зачем. Приказ. Вызвал Тропинин, объявил. Я ответил — есть! Что я еще мог сказать?

У Татьяны сами собой потекли слезы. Она вдруг отчетливо вспомнила ту страшную декабрьскую ночь, когда привезли Ванечку и жуткая беда сломала ее жизнь. Потом убили Алексея… Неужели все это повторится снова?!

— Откажись, Слава! — задыхаясь от нахлынувших на нее чувств, крикнула она. — Если с тобой что случится…

Он взял ее за руки, ласково смотрел в глаза.

— Таня, ну что ты, в самом деле? Как я могу отказаться? Ты подумай. Это моя работа, долг.

— Ты никому ничего не должен, Слава! Ты должен лишь одно — быть живым и здоровым. У нас будет ребенок, у него должен быть отец! Ты ведь можешь сказать об этом Тропинину? Ты скажи ему, что я уже потеряла сына в этой проклятой Чечне…

— Ну что ты, в самом деле, Таня? Что ты говоришь? Кто меня станет слушать? — растерянно сказал Тягунов. — И потом, не надо так переживать, надеюсь, все обойдется. Вон ребята наши сегодня вернулись из Грозного, все живы-здоровы, двое только ранены, да и то легко — осколками.

— Откажись, Слава! Прошу тебя! Умоляю! — Татьяна упала ему на грудь. — Давай бросим все — особняк этот, работу, другую найдем! Им же надо, чтобы мы с тобой послушными марионетками стали, чтобы в роботов превратились. Мне рот заткнули, тебе тоже… новую звездочку дали, должность. А теперь на войну посылают. О-ох, чувствует мое сердце, не вернешься ты, Славонька, родной мо-ой! Да за что же мне такое наказание, что же это для меня свет клином на этой распроклятой Чечне сошелся-а… За что-о, Господи-и-и…