Ли Чайлд - Ценой собственной жизни

Нужное заведение нашел Милошевич. Оно оказалось седьмым из одиннадцати, которые были у него в списке. Химчистка только открылась, времени было без двадцати восемь утра. Скромная вывеска, но внутри все очень изящно. Чувствовалось, что заведение не заинтересовано в том, чтобы привлекать случайных клиентов. Химчистка обещала все мыслимые и немыслимые виды чистки и индивидуальный подход к клиентам. Заказы принимала кореянка. Показав значок ФБР, Милошевич положил на стойку фотографию Холли.

— Вы когда-нибудь видели эту женщину? — спросил он.

Кореянка вежливо и сосредоточенно посмотрела на снимок, сплетя руки за спиной.

— Ну конечно. Это мисс Джонсон, она приходит каждый понедельник.

Милошевич шагнул ближе к стойке.

— Вчера она приходила?

Задумавшись на мгновение, женщина кивнула.

— Ну да. Как я уже говорила, она приходит каждый понедельник.

— В котором часу?

— В обеденный перерыв. Всегда в обеденный перерыв.

— Около полудня? В половине первого, да?

— Ну да, — подтвердила кореянка. — Всегда по понедельникам, в обеденный перерыв.

— Так, что было вчера?

Женщина пожала плечами.

— Ничего особенного. Мисс Джонсон вошла, забрала готовую одежду, расплатилась, сдала другие вещи в чистку.

— С ней кто-нибудь был? — спросил Милошевич.

— Никого. Мисс Джонсон всегда приходит одна.

— В какую сторону она направилась, выйдя от вас?

Женщина указала в сторону здания ФБР.

— Она пришла оттуда.

— Я не спрашиваю у вас, откуда она пришла. Куда она направилась, выйдя от вас?

Женщина задумалась.

— Я не видела. Я относила вещи, которые принесла мисс Джонсон. Я услышала, как открылась и закрылась дверь, но я не видела, куда направилась мисс Джонсон. Я была в задней части заведения.

— Вы просто схватили ее вещи? — недоверчиво спросил Милошевич. — И побежали их относить еще до того, как мисс Джонсон ушла?

Женщина потупила взор, словно ее обвинили в чем-то непристойном.

— Я никуда не побежала. Мисс Джонсон ходит с трудом. У нее ведь больная нога. Мне показалось, я не должна на нее смотреть. Чтобы она не смущалась. Поэтому я отправилась относить ее вещи, чтобы она смогла выйти спокойно.

Кивнув, Милошевич запрокинул голову, испуская вздох. Увидел над прилавком объектив видеокамеры.

— Это еще что такое?

Кореянка, обернувшись, посмотрела в ту же сторону.

— Видеокамера наблюдения. На ней настояла страховая компания.

— Она работает?

— Разумеется. Страховая компания сказала, что без этого никак нельзя.

— Она включена постоянно? — продолжал Милошевич.

Кивнув, женщина хихикнула.

— Ну да. Она и сейчас записывает. И вы есть на ленте.

Милошевич взглянул на часы.

— Мне нужна кассета, снятая вчера. Немедленно.

Женщина снова запнулась. Милошевич вторично продемонстрировал значок.

— Этим делом занимается Федеральное бюро расследований. Мне нужна эта кассета, прямо сейчас, вы поняли?

Кивнув, женщина подняла руку, прося его подождать. Вышла в дверь в задней части помещения. Вернулась через некоторое время, принеся с собой запах химических реактивов и видеокассету.

— Но вы должны будете вернуть ее, хорошо? Страховая компания заставляет нас хранить их в течение месяца.

Милошевич сразу же отнес кассету в здание ФБР, и к половине девятого технические специалисты Бюро снова засуетились в зале совещаний на третьем этаже, подключая к обычному видеомагнитофону мониторы, установленные на длинном столе. Сначала перегорел какой-то предохранитель, потом нужный шнур оказался слишком коротким, поэтому компьютер пришлось переставлять ближе к видеомагнитофону. Наконец старший техник протянул Макграту пульт дистанционного управления и кивнул.

— Все работает, шеф.

Прогнав техников из зала, Макграт пригласил двоих агентов подсесть ближе к экрану. Мониторы были установлены лицом к окнам, поэтому агентам пришлось сесть к свету спиной. Однако никаких неудобств это причинить не могло, потому что в утренние часы солнце нещадно жарило противоположную сторону здания.

То же самое солнце, поднявшись над горизонтом в тысяче семистах двух милях от Чикаго, возвестило начало ясного утра. Парень знал, что оно взошло. Он слышал тихое потрескивание старого дерева, нагревающегося под жаркими лучами. Снаружи, снизу доносились приглушенные голоса. Голоса людей, начинающих новый день.

У него на руках не осталось ногтей. Парень нашел щель между двумя неплотно подогнанными досками. Просунул в нее ногти и потянул изо всех сил. Ногти оторвались один за другим. Доска даже не шелохнулась. Парень отступил в угол и свернулся в клубок на полу. Он облизал изуродованные пальцы, измазав рот кровью, словно ребенок, перепачкавшийся кремом с торта.