Джек Хиггинс - Игра для героев

Я повернулся к Генри, который уже открывал свою папку.

– Мы проверили, – сказал Генри, – все лондонские колледжи искусств. В колледже Слейд с тридцать пятого по тридцать седьмой год учился некий Манфред Штейнер. Нам удалось установить его наставников без особого труда. – И он достал документ. – Хочешь прочитать это?

– Сам скажи, – тряхнул я головой.

– Он родился в шестнадцатом году, и его отец погиб в последний год войны. Прусская семья... такая, откуда обычно идут в армию. Его мать снова вышла замуж, когда ему было десять лет. За человека по имени Отто Фюрст.

– Фюрст... тот самый промышленник? Фабрикант оружия?

– Тот самый.

– Ты полагаешь, Штейнер до войны мог работать шпионом, этаким шпионом-любителем? – спросил я. – Их полно было среди так называемых студентов.

– Не знаю, – покачал он головой. – Но меня озадачивает его звание – унтер-офицер.

И он был прав. Судя по прошлому Штейнера, это было странно, но из дальнейшей беседы мало что можно было выяснить, и я перешел к другим вопросам.

Губернатор, старый генерал Мюллер, погиб в каком-то случайном происшествии примерно за неделю до того, как Сент-Мартин бежал с острова; в итоге его первый помощник, полковник СС по фамилии Радль, остался исполнять обязанности губернатора. У Сент-Мартина было много что порассказать о нем, причем в его описаниях часто фигурировало слово «свинья»; это убеждало меня, что полковник Радль был суровым человеком.

Я сделал пометки на карте, недолго в раздумье смотрел на нее, затем, кивнув, сказал:

– Ну, ладно, Генри, подойдет. А от него избавляйся.

Джо Сент-Мартин привстал и, грузно навалившись на стол, ответил с глазами, полными ярости:

– Знаю, что они схватят тебя, Оуэн Морган, и уповаю на то, что ты будешь висеть на колючей проволоке и останки твои расклюют чайки.

– Неплохая мысль, – согласился я и пошел обратно в дом, захватив с собой карты и схемы.

Приближаясь к гостиной, я услышал голоса сквозь приоткрытую дверь. Говорил Грант, и в тоне его чувствовалась развязность, которую позволяют себе старослужащие сержанты гвардейской бригады, приберегая ее для случаев, когда они чувствуют, что могут говорить на равных с кем-то из старших офицеров. Этакая вольная мужская болтовня с примесью достаточной почтительности и знанием своего места.

– Забавненький расклад, сэр, – говорил он. – Полковник Морган. – Сказано это было со смешком, явным, но сдержанным. – Что и говорить, сэр, сейчас, скажу я вам, уже не те времена, когда я служил в шотландской гвардии. Там бы его и близко не подпустили.

Тут он переборщил. Ледяным голосом Фитцджеральд сказал:

– Грант, если я еще услышу, как ты обсуждаешь полковника Моргана или другого офицера подобным образом в моем присутствии, я тебя живо выучу, понял? А теперь убирайся и жди меня в машине.

– Слушаюсь, сэр! – Голос Гранта эхом отозвался в помещении; я представил себе, как он неистово грохает каблуками, отдавая честь. Он показался в дверях, отскочил в сторону и на ходу козырнул мне. Получилось совсем не по-американски.

Фитцджеральд стоял у окна и обернулся, когда я вошел.

– Ну как, нашли виски? – спросил я, раскладывая на столе карты.

– Да, спасибо, сэр, – ответил он, подходя; свой офицерский стек он держал под мышкой, а руки сложил за спиной.

Я подошел к серванту и открыл бутылку.

– Еще хотите?

– Нет, спасибо.

– Как угодно. Майор, почему шотландский горец служит в американской армии?

– Грант? – пожал он плечами. – Он служил обычным солдатом в вашей армии какое-то время, в шотландской гвардии. Откупился и стал боксером-профессионалом. Получил американское гражданство незадолго до войны.

– Ничего воюет?

Мой вопрос прозвучал для него так, будто я сделал неподходящее предположение.

– Первоклассный воин, сэр, – ответил он, и в голосе его прозвучал оттенок негодования.

– Ну, ладно, не стоит горячиться по этому поводу, – сказал я и, наполнив бокал, двинулся с ним к столу.

Тут появился Генри.

– Ладно, – добавил я, – приступим к делу. Позвольте поглядеть на ваш боевой приказ, майор.

Он предъявил его без единого звука, и я пробежал глазами содержание. Текст был очень близок к тому, что адресовался мне, и в нем подчеркивались действительно важные детали: 1) мое задание имело приоритет; 2) ни при каких обстоятельствах он не должен был высаживаться на берег или привлекать внимание; 3) в экстремальной ситуации он должен выполнять мои распоряжения.