Джек Хиггинс - За час до полуночи

– Ты раньше когда-нибудь проделывал нечто подобное?

– О да. Я заправский десантник.

– Но прыгать в темноте на скалу более чем рискованно.

– Возможно, хотя шанс есть.

– Но почему, Стаси? Почему ты хочешь туда лететь? Зачем тебе такая жизнь?

– Всем нужны деньги.

– Нет, – покачал он головой. – Я думал над этим. Слабый аргумент. Когда я смотрю на тебя, то вижу себя сорок лет назад. Мафиози до мозга костей.

– Проще говоря, люблю игру, – согласился я. – И эта жестокая и смертельная игра – все, что у меня есть. Она и еще Бёрк.

Я поднялся и двинулся к краю террасы.

Он мягко спросил:

– Ты в нем разочаровался?

– Дело зашло слишком далеко. Видишь ли, всем, что умею, я обязан ему. Все постоянно твердят об этом, и мне надоело слушать. – Я повернулся к деду: – Он учил меня, что все равно, как убивать – лицом к лицу или в спину. Но он ошибается. – Я страстно хотел ему объяснить, чтобы он все понял, хотел больше, чем чего-либо другого в жизни. Он продолжал сидеть, глядя на меня очень серьезно. – Без правил играть не годится – не имеет смысла. Игра должна вестись по правилам. В этом вся соль.

Он кивнул с легкой улыбкой на лице.

– Что-нибудь еще ты понял в своей «яме», Стаси?

– Думаю, что да.

– Тогда это стоило того. – Он вынул сигару изо рта. – А теперь пойди к роялю и, как хороший мальчик, сыграй мне любимую мелодию твоей мамы еще раз.

Музыка была непостижимо прекрасна. Она наполняла комнату и незримо присутствовала в ней, проникая в душу, в самые сокровенные ее глубины. Вся трагедия жизни, ее восторг и печаль воплотились в одном возвышенном мгновении, которое, казалось, продлится вечно. Когда я кончил играть, по моим щекам текли слезы.

Я вернулся на виллу поздно, но застал всех в гостиной. Хоффер, вернувшийся из поездки, проводил военный совет по поводу перестрелки, Бёрк вел себя безучастно. Он побрился, надел чистую рубашку защитного цвета с погонами, что придавало ему весьма серьезный вид.

Но изменения пошли еще дальше. В нем чувствовались оживление и властность, которых я прежде не замечал. Оторвав взгляд от карты и увидев меня, он спокойно сказал:

– Ах, это ты, Стаси. Мы как раз обсуждаем детали операции с мистером Хоффером.

Пьет стоял поодаль, полоска лейкопластыря пересекала его левое ухо. Легран находился подле него. Южноафриканец даже не взглянул на меня, когда я подошел к столу.

– Есть одна неплохая идейка, – произнес Хоффер, сплетя пальцы рук. – Полковник Бёрк рассказал мне о вашем предложении.

Бёрк продолжил. Речь его была ровной и спокойной.

– Проблема в том, чтобы добраться до Серафино до того, как он узнает о нашем приближении. Его лагерь, как мы поняли, расположен на высоте четырех с половиной тысяч футов на восточном склоне горы. Наша задача – произвести ночное десантирование на плато в тысяче футов ниже вершины, на западном склоне.

– И тогда вы подберетесь к нему и возьмете его голеньким?

Хоффер выражал свои мысли не вполне подходящим для военного совета образом, но Бёрк кивнул.

– Мы должны подойти к вершине по крайней мере к рассвету. Примерно в тысяче футов ниже плато, с противоположной стороны горы, начинается лес. Как я понял, это бук, береза, иногда сосна. Достигнув его, мы получим надежное прикрытие для заключительного броска.

Хоффер выглядел действительно взволнованным, разглядывая карту.

– Знаете, я впервые почувствовал, что у вас все может получиться. Давайте выпьем за успех.

– В другой раз, если позволите, – отказался я. – Мне надо выспаться. Сегодня был тяжелый день.

Он не стал настаивать, и, поскольку никто не пытался меня задержать, я оставил их и поднялся к себе в комнату. Но, добравшись наконец до постели, не мог заснуть. Чтобы как-то развеять тяжелую предгрозовую духоту, распахнул настежь сводчатые окна. Через какое-то время хлынул ливень. Тогда же в мою комнату вошла Роза и скинула свое шелковое кимоно.

– Посмотри, никакого брючного костюма.

Она легла рядом со мной, слегка дрожа – то ли от возбуждения, то ли от холода. Пришла она по своему желанию или ради Хоффера, для меня не имело значения. Было упоительно хорошо лежать в темноте, сжимая ее в объятиях и прислушиваясь к шуму дождя. Она так и заснула у меня на груди, а я, переполненный блаженством, боялся пошевелиться, чтобы не разрушить хрупкий мир счастья.

Как выяснилось позже, Бёрк в ту ночь так и не лег спать. Он полетел на Крит, чтобы забрать оттуда необходимое снаряжение и вернуться к одиннадцати часам в субботу.