Джек Хиггинс - За час до полуночи

Слуга поставил мою сумку на кровать и вышел, а я пошел в ванную и проверил душ. Когда вернулся в комнату, Бёрк ждал меня, стоя у окна.

Он выдавил улыбку.

– Хорошо быть богатым и здоровым, а?

– Неплохо. Не знаю, как ты, а я собираюсь принять душ.

Он с готовностью повернулся к двери.

– Неплохая идея. Я жду тебя внизу через час.

Но у меня были другие планы. Простояв минуты полторы под ледяными струями, я вышел, надел чистую рубашку и легкий полотняный костюм светло-голубого цвета. Солнечные очки в золотой оправе дополняли экипировку.

Постояв в раздумье над «смит-и-вессоном», решил, что я все-таки в Сицилии, и навесил кобуру справа под пиджак. Быстро выйдя из комнаты, я спустился вниз.

Никого не встретив в холле, я остановился на ступеньках возле парадного входа. «Мерседес» все еще стоял на дорожке, водитель мыл ветровое стекло щеткой.

За моей спиной раздались шаги, и Роза Солаццио обратилась ко мне:

– Вы куда-то собираетесь, мистер Вайет?

Я повернулся и весело отозвался:

– Да, хочу съездить в Палермо, если вы не возражаете.

– Отчего же, я скажу, чтобы Чиккио отвез вас, куда пожелаете.

Ответ был искренним и притом без тени колебания. Местный диалект представляет собой итальянский, на котором говорят повсюду в Италии, за исключением одного или двух гласных звуков и акцента, который не удалить даже хирургическим путем. Она перешла на него, когда мы спускались по ступенькам.

– Американец хочет съездить в Палермо, – сказала она Чиккио. – Отвези его, куда скажет, и присмотри за ним хорошенько.

– Не вздумай делать этого, Чиккио, – остановил его я после того, как он открыл мне дверцу, – или я отрежу тебе уши.

Что-то в этом смысле я произнес на том сицилийском диалекте, который не услышишь нигде, кроме портового района Палермо.

Он открыл рот от удивления. Роза, видно, тоже испытала шок. Я даже не взглянул на нее, забираясь на заднее сиденье «мерседеса». Чиккио закрыл дверь с моей стороны и сел за руль. Он еще раз вопросительно взглянул на Розу, она кивнула, и мы тронулись.

Я сказал, чтобы он высадил меня на пьяцца Приторна, потому что это место было не хуже любого другого в городе и, кроме того, я любил барочный фонтан в центре ее с обворожительными фигурками речных нимф, тритонов и прочих божеств. На севере залива возвышалась скала Монте-Пеллегрино, упиравшаяся в послеполуденное солнце, и я направился в ее сторону, миновав старинную церковь Санта Катерины. Потом свернул на виа Рома и пошел по направлению к центральному вокзалу.

На одной из боковых улиц мне пришлось протиснуться через небольшую толпу стремящихся попасть в театр марионеток. Это были туристы, немцы судя по их говору. Они, конечно, пришли сюда в поисках экзотики. Даже во времена упадка жанра старые мастера-кукловоды не желали менять своего репертуара и произносили диалоги на таком густом сицилийском диалекте, что их не понимали даже итальянцы с материка.

По дороге из аэропорта я заметил пару раскрашенных повозок с медным орнаментом, запряженных лошадьми с расчесанными и украшенными гривами; однако в основном фермеры передвигались на трехколесных мотороллерах «веспа» или «ламбретта». Я пожалел было об утрате традиций, как перед самой виа Линкольн увидел прогулочный экипаж, стоящий у края тротуара прямо на моем пути.

Он уже изрядно пообтрепался, его деревянный каркас местами потрескался, кожаная сбруя кое-где порвалась, но все же чувствовалось что за экипажем любовно ухаживали: медь блестела на солнце и разносился запах полированного дерева обшивки.

На вид вознице перевалило за восемьдесят. Его лицо сморщилось как грецкий орех, длинные усы закручивались у щек. Меня он явно принял за сицилийца.

В Палермо наем экипажа всегда представляет собой своего рода ритуал, причем сложность переговоров не зависит ни от времени, ни от длины поездки. Возница может продемонстрировать свой норов, если туристы ему вдруг не понравятся, но у меня не возникло никаких сложностей. Когда я назвал старику место назначения, его брови полезли вверх, на бесстрастном лице воцарилось выражение глубокого уважения. В самом деле, никто не поедет на кладбище ради развлечения, а для любого сицилийца смерть – дело серьезное. Оно требует внимания живых, дабы они не забывали о ней и готовились.

Мы направлялись в старый бенедиктинский монастырь, находившийся примерно в миле от Палермо в сторону Монте-Пеллегрино, и кебу потребовалось довольно много времени, чтобы добраться туда: это меня вполне устраивало, потому что мне хотелось подумать.