Александр Маркьянов - Период распада (Третья мировая война) Часть 1

Подполковник отцепил с пояса флягу, глотнул воды — вода пока была, но скоро ее не будет. Потом попытался встать — это ему удалось, но закружилась голова. Офицер еще утром был контужен, во время скоротечного отступления от лагеря, когда танковый снаряд рванул метрах в десяти от командирской открытой машины. По меркам сегодняшнего дня — мелочь, легко отделался, не стоит даже идти к санитару. Справившись с тошнотой, подполковник подошел к окну.

Аден лежал перед ним как на ладони: здание министерства обороны было расположено так, что оно господствовало над местностью, с тыла его прикрывал горный склон, а дорога к нему была единственная, узкая, извилистая и простреливаемая на всем ее протяжению. После налета Градов и недолгого артиллерийского обстрела пожары в основном потушили, но вот в порту творилось нечто невообразимое. Неизвестные хорошо все просчитали — они подорвали на рейде заполненный до отказа танкер, потушить (под обстрелом) его не удавалось, тем более что наступающие хорошо знали о диверсии и били по рейду осколочными и зажигательными снарядами. Капитан единственного находившегося на тот момент на рейде Адена американского эсминца принял тяжелое, но совершенно верное решение — сняться с якоря и выйти с рейда, ускользнуть из ловушки, пока это еще возможно. Сейчас эсминец крейсировал где-то на входе в Аденский залив, обеспечивая более-менее надежное противовоздушное прикрытие ТВД, а его комендоры садили по берегу из единственного имеющегося на эсминце ста двадцати семимиллиметрового артиллерийского орудия. У них не было даже танков — черт побери, ни одного танка, только Хаммеры, бронетранспортеры Страйкер и эти проклятые дорогущие мастодонты MRAP, которые русская скорострельная зенитка «Зевс» калибра 23 или установленная на БТР русская тридцатимиллиметровая пушка разбирает на атомы! Единственной удачей было то, что в порту оказалось судно, доставившее — в рамках программы помощи той армии, которая сейчас штурмует Аденский полуостров — гору военного имущества, в том числе несколько устаревших гаубиц калибра сто пятьдесят пять с запасом снарядов. Они то, установленные в разных районах города и постоянно перемещаемые с места на место во избежание подавления гаубицами противника и были тем единственным фактором, благодаря чему танки и мотопехота противника пока что не обстреливали Аден прямой наводкой с противоположного берега залива. Они же, да несколько настоящих бронетранспортеров были тем единственным нормальным пехотным вооружением, которое у них было. Увлекшись борьбой с терроризмом и наизобретавшие много самых разных машин, прекрасно защищенных, но неповоротливых и почти невооруженных — американцы сейчас расплачивались за свою глупость. Против них, помимо племенного ополчения и разных вооруженных банд была брошена как минимум танковая бригада регулярной армии при артиллерийском усилении.

Черный, жирный, мазутный дым с горящего рейда влекло на город, в клубах дыма плыл шпиль Биг-бэна — почти точной копии британского, установленный в районе Стимер, британского квартала, места проживания европейцев в этих неспокойных местах вот уже на протяжении многих десятилетий. Дым заволакивал мутным покрывалом город, заползал в легкие, просачивался в любую щель, вызывал тошноту. Подполковник вспомнил, когда он видел такое же — в Кувейте, в девяносто первом, когда отступающие иракцы подожгли нефтяные скважины, и они, наступая через пустыню, матерились и отплевывались, и слюна была черной как деготь, а сами они были похожи на обезумевших трубочистов.

Все повторяется.

Вздохнув, подполковник повернулся от окна, оглядел разгромленный кабинет, где они устроились. Как ему сказали, это было русское крыло, здесь когда то сидели русские военные советники. Сейчас, подполковник был бы не прочь вернуть восьмидесятые — сдать обезумевшую, захлебывающуюся в крови страну русским и бежать отсюда куда глаза глядят. Не все в те времена, когда он только начинал — было плохо.

У стены, поверх развернутого прямо на полу вещмешка стал майор Франтишек, фамилия его была столь сложной и заковыристой, что подполковник был просто не в силах ее произнести. Звал просто — Франк, и майор Войска Польского не обижался. На рукаве майора гордо красовался красно-белый шеврон с гордой надписью «Гром». Польские спецназовцы, воевавшие бок о бок с ними в Ираке и Афганистане, сегодня они фактически спасли их, ворвавшись в полевой учебный лагерь на рассвете. Это позволило опередить йеменцев и хоть как то организовать оборону до того как подошли танки, сдержать первый натиск. Они, поляки стояли лагерем дальше, ближе к бывшей столице страны, Сане, и выполняли как учебные, так и боевые функции — хотя мандат их, равно как и американский, предусматривал только обучение и советническую помощь йеменской армии и силовым структурам. Когда ночью их атаковали, поляки под шквальным огнем противника (их атаковали на русских БМП) сумели сделать невозможное — организованно отступить до следующего лагеря, сохранив часть техники и снаряжения, и даже вывести раненых. Командир польского гарнизона, которого подполковник знал лично еще по Афганистану, погиб, оставшись с горсткой бойцов прикрывать отход основных сил — фактически оставшись на смерть. Сейчас польские солдаты и офицеры рука об руку с американцами и части йеменских коммандос, которые остались верны новому правительству, дрались на спешно созданной и при любом более-менее серьезном натиске противника рвущейся по швам линии обороны — а майор Франтишек, с честью выведший свое войско — кого мог — спал на разложенном на полу спальном мешке, даже во сне прижимая к себе свой автомат. Он же привел с собой почти сошедшего с ума британского офицера: тот донес страшную весть — стоящих гарнизоном у самой Саны британцев застали врасплох и перебили, считай до последнего человека. Просто снесли гарнизон сосредоточенным огнем, а оставшихся в живых — намотали на танковые гусеницы. Если в течение следующего дня осажденному гарнизону Адена не доставят подкрепления и помощь, не организуют авиаподдержку — их всех ждет то же самое.