Любовь Рябикина - У каждого свой путь

— Маринка, сколько ты уже здесь?

— Третий год.

— И сколько осталось?

— Для меня такого понятия не существует. Я поисковик. Родители ничего узнать не должны: ни твои, ни мои. Вообще, никто не должен узнать, что под маской скрывается женщина. Ясно?

Он покачал головой, не сводя с нее глаз:

— Да куда уж яснее…

— Как ты в плен попал? Я не думала встретить тебя. Даже не знала, что ты в Афгане.

— Служу восемь месяцев. Осенью прошлого года забрали. Попал по глупости. Решил возле горной речушки умыться. Сама знаешь, какая тут пыль въедливая. Отстал от всех и прикладом по голове получил. Вот и вся история. Папка с мамкой наверное с ума сходят…

— Они знают, что ты здесь?

— Знают. Майор здешний уже с моим командиром связался. Послезавтра в Союз отправят, лечиться. Потом отпуск обещали дать, домой съезжу.

— Весьма возможно, что и я могу появиться. Держись и не болтай, даже если напьешься в стельку. О Николае что слышно?

— В последнем письме было, что вроде бы его досрочно могут освободить. Какая-то амнистия и вел себя хорошо.

— Вот и ладно… Ты иди, а то заинтересуются, зачем звал. Если спросят, скажешь, попросил с ребенком посидеть, пока раненую ногу перевязывал.

— Хорошо. Тяжело тебя?

— Да нет, только болит очень.

Он направился к двери и вдруг обернулся:

— Пацана Сашкой назовешь?

Она уже готовая натянуть маску на лицо, кивнула и улыбнулась:

— Точно!

— Спасибо, Марин!

Маленький афганец оказался спокойным ребенком. Ночью проснулся лишь раз. Марина перепеленала его, сунула фляжку с молоком и он вновь заснул. К вечеру на следующий день прилетел вертолет, привезя груз для отряда майора Васильева: боеприпасы, продукты питания и разные мелочи для хозяйства. Одним из прилетевших был полковник Горчаков. Без стука зашел в палатку, где разместилась женщина. Степанова лишь посмотрела на него, да поздоровалась. Она как раз кормила Сашу и что-то тихонько приговаривала.

Леонид Григорьевич посмотрел на спокойное лицо подчиненной, на заляпанное кашей личико ребенка, гукавшего и булькающего что-то радостное и тяжело вздохнул. Его прислали отговорить Марину от усыновления, а он уже понял, что она ни за что не откажется и решил не начинать пустой и тяжелый разговор. Подумал еще немного и решил помочь ей вывезти младенца из Афганистана. Оформить документы.

К сорока девяти годам Горчаков, несмотря на суровую профессию разведчика, умудрился сохранить в себе юношескую романтику. Даже вечно что-то требующая жена не сумела вытравить в нем эту черточку. В свободное время он позволял себе мечтать. Любил побродить осенью по парку, специально поддевая носками туфель шуршащие желтые листья. Леонид Григорьевич никогда не жаловался на семейную жизнь, считая, что сам взвалил на себя этот крест, не разглядев мещанку под хорошеньким личиком с голубыми глазками. Даже друг и начальник Бредин мало что знал о его муках.

Елизавета Корнеевна Горчакова вся состояла из трех слов — деньги, шмотки, парикмахерская. Она любила “выглядеть” и с нетерпением ждала, когда муж станет генералом. Это звание давало не мало привилегий и она уже мысленно видела себя разъезжающей в “Волге”, а не в “задрипанном” “Москвиче”. Окружила себя “нужными” людьми, которые могли достать “по блату” все, что угодно. Горчаков их терпеть не мог и как только в семье намечалась очередная вечеринка, он ссылался на дела и оставался на работе допоздна.

Сына и дочь Горчакова воспитала точными своими копиями. Веру и Никиту интересовало только одно — удобно устроиться в жизни. А это значило для них — деньги, деньги и еще раз деньги! Они стремились к этому всеми доступными средствами и путями. В семнадцать лет Никита вовсю “толкал” модные заграничные джинсы, косметику и сервизы “Мадонна”. Вера ни в чем не уступала брату. Обзаведясь кооперативными квартирами, дети приезжали к родителям лишь в день зарплаты, чтобы урвать для себя деньжат еще и от них.

Леонид Григорьевич с удивлением видел в них жадность и расчетливость. Он понимал, что и сам где-то виноват в том, что упустил момент воспитания. Пытался оправдать себя: “Служба такая, некогда было воспитывать”. И чувствовал, насколько слабо это утешение.

Юная женщина привлекла его внимание уже после первого выполненного задания. Она была и беззащитной и сильной одновременно. Горчаков сразу подметил, что деньги ее не интересуют. Марина попросила отправлять зарплату родителям, даже не поинтересовавшись, сколько будет получать. В Степановой тоже не угасла романтика. Однажды он увидел, как она стояла у окна в коридоре и с мягкой, какой-то потусторонней улыбкой, смотрела на заходящее за дома солнце.