Александр Тамоников - Нацисты в белых халатах

Даша предложила ему вести машину, слишком уж неважно он выглядел. Но такого Никита ей не мог позволить.

Чуть позднее обнаружилось, что у чуда отечественного автопрома отваливается бампер. Они привязали его веревкой, потом дважды застревали в разливах грязи. Какая же это пытка: ругаться без использования ненормативной лексики!

Когда Никита и Даша приехали в Калинки, был шестой час вечера. Куда пропал этот день? Часовой на въезде в военный городок пялился на них с изумлением. Откуда эти красавцы вылезли? Но за шлагбаум пропустил.

Попович остановил машину у гауптвахты. Начальник караула, подтянутый лейтенант в лихо заломленной пилотке, стоял у крыльца и беседовал с капитаном Гуревичем. Они прервали разговор, выбросили в клумбу папиросы и уставились на прибывшую парочку с таким же неподдельным изумлением.

– Дарья Алексеевна, ведите себя немного принужденно, – буркнул Попович. – Вы же как-никак арестованы.

– Хорошо, – прошептала женщина. – Я буду изображать парижскую коммунарку у расстрельной стены.

Она умылась в ручье, привела в порядок голову, намного чище не стала, но красивые глаза продолжали возбужденно искрить. Они направились к караулке. Даша скромно держалась сзади.

Недавние курильщики сделали пресные физиономии и вразнобой отдали честь.

– Приветствую, товарищи офицеры. – Никита показал начкару служебное удостоверение.

Тот сглотнул, зачем-то еще раз отдал честь и назвался.

– Начальник караула лейтенант Рябинин.

– Пропусти на гауптвахту, лейтенант. Служебная необходимость.

– Конечно, товарищ майор. – Никите показалось, что он собрался козырнуть в третий раз. – Мы сейчас все откроем, вас пропустят.

– Всеволод Викторович! – Никита повернулся к капитану Гуревичу. – Давно не виделись. Как жизнь молодая? Служба продолжается? Процесс формирования комендантской роты проходит гладко? Вы какой-то надутый, словно вас обидели. Все в порядке?

– Да, спасибо, товарищ майор, – сказал Гуревич и как-то смутился. – Можно вас на пару слов? – Он исподлобья посмотрел на женщину, выглядывающую из-за плеча Поповича.

– Да, конечно. Вас снова что-то беспокоит, Всеволод Викторович? Прошлое следователя не дает покоя? Или дедуктивным методом вышли на след вражеского агента?

– Я не знаю, что такое дедуктивный метод, – проворчал Гуревич, выразительно глянул на начкара, и тот начал плавно удаляться. – Но я в курсе, что происходило прошлым вечером. – Он вновь уставился на Дашу, теперь уже не мигая. – Насколько я знаю, бывшая начальница медслужбы Меркушина арестована. Ей предъявлены обвинения в сотрудничестве с фашистами. Это так, товарищ майор?

– Это так, товарищ капитан, – подтвердил Никита. – Вас что-то не устраивает?

– Она не похожа на арестованную, – подметил Гуревич. – Свободно ходит рядом с вами. Где конвой?

– Вы серьезно, Всеволод Викторович? – удивился Никита. – То есть, по-вашему, целый майор контрразведки не тянет на конвой? От него легко сбежать?

– Нет, вы неправильно меня поняли. – Гуревич заметно стушевался. – Арестованные предатели Родины во время следствия должны сидеть за решеткой, а потом отправляться к стенке либо в места лишения свободы. Они не могут разгуливать в форме, со свободными руками, без конвоя из специально выделенных красноармейцев.

Попович прищурился и полюбопытствовал:

– Вы ставите под сомнение методы расследования, применяемые оперативным отделом контрразведки, не так ли? Не потрудитесь объяснить, что вас подвигло на подобные умозаключения? Не желаете в удобное для вас время зайти к нам в отдел и объясниться? Мы будем очень рады с вами побеседовать. Разумеется, под протокол.

– Я совсем не это хотел сказать. – Капитан начал покрываться пунцовыми пятнами.

– Не знаю, что вы хотели. Послушайте, что я скажу. Вам вовсе не обязательно знать, что происходит в нашем ведомстве и какие методы мы используем. Не привлекайте к себе внимания, товарищ капитан. Мы знаем, что делаем. Проводится следственный эксперимент. До скорой встречи, товарищ капитан. Пройдемте, гражданка Меркушина.

Гуревич торопливо козырнул, облизнул пересохшие губы.

– Я понял, товарищ майор.

– Вы очень рискуете со мной, Никита Андреевич, – прошептала Даша, когда они миновали калитку. – Вы действительно ведете себя необычно для должностного лица.

– Помолчите, Дарья Алексеевна! – огрызнулся он. – Не вам меня учить. Хотите, чтобы руки связал?

Освещение на гауптвахте было отвратительное. Тут пахло потом, страхом, чем-то гнойным и тухлым. Узкий коридор, клетушки за решетками.