Роман Канушкин - Ночь Стилета

Но сегодня рука сама потянулась к верхнему ящику огромного полукруглого стола и извлекла на свет медно-золотую пачку. Петр Виноградов долго смотрел на темную полоску целлулоидной обертки; стоит ее рвануть, и пачка открыта, и обратного пути уже не будет. Как кольцо гранаты.

Да, очень много вещей, для которых нет обратного пути, уже произошло.

И сравнение с кольцом гранаты, по крайней мере для некоторых из них, вовсе не безосновательно.

Петр поднес пачку к носу — никакого запаха табака. Курить хотелось дико, но стоит ли ему срываться средь бела дня, просто так?

Да, происходят какие-то странные вещи. Мало того что НЕКОНТРОЛИРУЕМЫЕ вещи, но еще и не совсем понятные. Что-то происходит, что-то, что необходимо почувствовать, пока не поздно. Внешне — все в порядке, все хорошо. Скажем так, почти все в порядке, но… Вот в этом «почти» и таится пока еще еле уловимая, но все больше набирающая силу угроза.

Курить хочется дико. Просто дико. Петр Виноградов прикрыл глаза и подумал о том, как его губы могли бы припасть к белому фильтру, с какой жадностью он бы сделал первую спасительную затяжку, которая, возможно, обожжет ему легкие, но приведет в порядок голову. Затяжка, которая позволит ему сконцентрироваться больше, чем необходимо, для решения самых сложных задач и проникнуть сквозь мутную пелену тайных событий.

Кто? Что? Что за безумная, дьявольская игра? Он сам игрок до мозга костей, до кончиков пальцев. Холодный, не вспыльчивый, но очень рисковый. И он может поставить все на «зеро» при условии, что сначала купит крупье, а потом еще позаботится, чтобы у круга рулетки было подвижное дно. А там давайте, бросайте шарик. Что, не «зеро»? Ну что ж, иногда бывают промахи и при таких обстоятельствах. А какая, кстати, выпала цифра? «Пятерка»? Так ведь у меня и на «пятерке» стоит. Не так много, но на страховку хватит.

Так было всегда.

Они с Алексеем Игоревичем рубили капусту и делали крупные ставки.

Иногда проигрывали. Но реже, чем игрок в рулетку. Потому что они не только знали правила — некоторые из правил они сами и создавали. И никогда не забывали о страховке.

Так было всегда.

Они с. Алексеем Игоревичем рубили деньги. А потом еще и с Викой. И Виноградов не возражал против ее вхождения в совет директоров, он человек неревнивый, а для дела, объективно, наша королева очень даже полезна.

Он не был против Вики, когда она стала одним из одиннадцати человек, принимающих решения.

Но она не могла превратиться в одного из трех. Потому что третий — есть такая детская игра — лишний. Потому что много лет назад «Континент» создавали два человека, а президент, вице-президент — это лишь слова.

Номиналитеты… И Петр Виноградов вовсе не интриган, он так, напрямую, об этом и заявил, и Алексей Игоревич отнесся ко всему с пониманием.

Они с Алексеем всегда могли понять друг друга. Оба были великолепные игроки. Оба готовы были рисковать и бегать по лезвию бритвы. И Алексей Игоревич, образно выражаясь, был внутренне согласен с тем, что крупье можно купить, потому что это были проблемы крупье. Но он не был согласен с существованием подвижного дна у круга рулетки, потому что тогда это были проблемы игры. Однако Петр смотрел на эти вещи проще. Намного проще. Кто-то должен был брать на себя и не самую приятную работу. Зато Петр не изображал из себя плейбоя, не являлся в президентский кабинет с волосами по плечи и не испытывал приступов анархической лихорадки, когда его светлость Алексей Игоревич укатывал кататься на серфингах и на сноубордах («общение со снежными божествами» — так у них это называлось), а он оставался прикрывать тыл и затыкать дырки. Хорошо еще, их светлость забирал с собой Вику…

Ладно, чего уж теперь, все это в прошлом.

Алексея Игоревича всегда интересовал адреналин. Петра Виноградова тоже. И они играли. Порой как бык с тореадором, а порой как спевшиеся карточные шулеры, рубящие на одну руку.

Но теперь у Петра Виноградова были проблемы. И самое неприятное во всем этом то, что он до сих пор не мог их сформулировать. Вот-вот, рядом, где-то уже на языке, но… И дико хотелось курить. Потому что картинка — образ решения, которое должно прийти после первой же затяжки, — становилась все более навязчивой.

Всю жизнь Виноградов курил нормальные сигареты, никаких облегченных, лайтс, и прочей лабуды. Потом, когда количество выкуриваемых сигарет перевалило за пачку в день, он перешел на облегченные. Через несколько месяцев он выкуривал уже больше двух пачек облегченных — что толку-то, организм не обманешь. Сигареты легче — куришь больше. И вот друзья ему посоветовали «Бенсон и Хэджес» — сотку. Долго планка держалась на полутора пачках, и, когда плотины прорвало и полгода Петр выкуривал по сорок стомиллиметровых сигарет в день, он понял, что надо завязывать. И уж когда это произошло, он твердо себе пообещал, что развяжет только в случае, если произойдет что-то ну совсем грандиозное, типа конца света, когда уже не важно — завязал, развязал…