Стивен Хантер - Сезон охоты на людей

Суэггер шел по темному складу, и звук шагов его тяжелых ботинок по кирпичному полу гулким эхом разносился по зданию. Наконец он добрался до середины помещения. Там он остановился возле колонны, рядом с которой находилась, закрытая решеткой водосточная яма, и включил фонарь. Луч света обежал помещение, но не обнаружил ничего интересного, кроме обширного пустого пространства, эффектных теней, огнетушителей, выключателей освещения, каких-то шкафчиков и больших корзин. Боб подошел к стене, взял одну из корзин, отнес ее на середину и поставил там. Потом он положил фонарь на пол, направив его в ту сторону, где оставил пакет. Фонарь смотрел на картину холодным белым глазом.

Боб подошел и присел на корточки в кругу света.

Очень медленно разворачивая тряпки, он освободил картину и внимательно осмотрел ее, почему-то обращая особое внимание на гвозди, которыми холст был прибит к подрамнику. Потом он достал перочинный нож и принялся с величайшей осторожностью соскребать краску.

Краски были наложены толстым слоем, который легко отставал и падал наземь целыми кусками и лентами. Боб работал ножом, уничтожая изображение орла, удаляя краску и провожая глазами падающие вниз цветные ошметки. Спустя примерно минуту он почувствовал под краской выступ и осторожно провел вдоль него лезвием ножа, нащупав угол. Это оказалась кромка толстого листа бумаги, который был буквально захоронен под густой масляной живописью.

Поддевая лезвием край, он освободил угол листа настолько, чтобы его можно было ухватить пальцами, отложил нож и так же бережно и осторожно, как соскребал краску, потянул бумагу. Она с негромким хрустом отстала от холста. Когда Суэггер наконец освободил лист, бумага выскользнула из его пальцев и упала вниз, прошуршав по грязному полу. Боб перевернул упавший лист и пригнулся к нему, чтобы рассмотреть в резком свете фонаря те тайны, которые ему удалось раскрыть.

Это были последние несколько эскизов из альбома Трига. Боб всматривался в них, находя изображения зданий университетского городка в Мэдисоне, штат Висконсин, портреты людей, бывавших на вечеринках в Вашингтоне, зарисовки больших демонстраций. Был там и портрет Донни. Судя по всему, он был сделан примерно в те же дни, когда Триг нарисовал парный портрет Донни и Джулии, который Боб видел во Вьетнаме. Все эти рисунки были сделаны искусной рукой, полны жизни, и Боб начал ощущать страсть художника – и его боль.

Один из людей Бонсона прошел вперед и возвратился с сообщением:

– Он находится там, в складе, и читает с фонарем какие-то бумаги. Я не смог понять, что это такое.

– Ничего, – ответил Бонсон. – Мне кажется, я знаю, что он раздобыл. Давайте покончим с этим раз и навсегда.

Пришло время заговорить оружию. В команде, помимо Бонсона, было еще пять человек. Все они были высокими и крепкими, с короткими стрижками ежиком, всем было лет под пятьдесят. У них были суровые лица, и они источали особую уверенность, присущую мужественным людям, готовым, не задумываясь, прибегнуть к насилию, если они увидят в этом смысл. Эти люди были похожи на полицейских, солдат, пожарных, чрезвычайно хорошо развитых физически, чрезвычайно компетентных в своем деле. Они извлекли из-под пиджаков пистолеты, а затем последовала небольшая церемония: щелчки и негромкое лязганье – это снимались предохранители и оттягивались затворы, чтобы на всякий случай проверить патронники. После этого на дула были надеты глушители.

Бонсон пошел первым по дороге, затем во двор, к старому зерновому складу. С неба глядели, подмигивая, звезды. Ночь наполнял шум моря, грохот прибоя, разбивающегося о стенки старинных причалов. Откуда-то доносился непрерывный глухой гул автомобилей. Бонсон подошел к неплотно прикрытой металлической двери и через щель увидел Боба: тот сидел посредине помещения на корзине, которую откуда-то приволок, и читал при свете переносного прожектора. На полу находилась картина, она каким-то образом стояла прямо, как на выставке, а Боб опирался спиной на толстую колонну, поддерживавшую низкий потолок. Бонсон даже издали видел, что изображение каким-то образом уничтожено и большую часть картины занимает большой белый прямоугольник.

«Что же здесь не так?» – спросил он себя и примерно секунду всматривался в это зрелище.

Нет, ничего. Парень ничего не чувствует. Парень пропал. Парень не готов. Парень беззащитен. Парень – всего лишь большая удобная мишень.