Лев Константинов - Удар мечом (с иллюстрациями)

— Очумела, — зло сказал Северин. — А вдруг обыск? Больших улик не требуется, только эти…

— Не галасуй! — властно прикрикнула на него Ива. — Это я только на сегодня достала из тайника. Ты нашел его, этот тайник, в паре с Кругляком? Нет? И те не найдут. А мне силы нужны, чтобы сражаться, мне надо хоть иногда в руках пистолет подержать, чтоб почувствовать сталь, ощутить уверенность в себе…

Ива подняла рюмку.

— Выпьем до дна, чтобы наша доля нас не чуралась, чтоб было у врагов наших столько счастья, сколько капель на дне останется.

— Злая у нас доля, — подхватила Оксана, — так пусть же станет не мачехой, но ненькой.

— Чепуха, — сурово отрезала Ива, — нет лучшей судьбы, нежели борьба за счастье родной земли. Именно ради этого и жить стоит. За то выпью… — девушка решительно опрокинула рюмку.

— Торопишься вслед за ним? — Северин кивнул на фотографию чубатого хлопца, которая, как всегда, стояла на столе Ивы.

— Его не трогай, — Ива прикрыла фотографию черной косынкой. — И пусть он не видит, что я с тобой пью. Это был такой парень…

— Где погиб?

— В Словакии.

— Ого! И туда добрались?

— Мы хотели через Словакию уйти в Австрию. Глинковцы обещали помочь. И правда, дали проводника. Только не смогли мы пробиться.

Оксана снова налила в рюмки.

— Расскажи…

— Добре, — нехотя согласилась Ива. Глаза у нее тоскливо застыли. — От того рейда одна я осталась, остальные погибли, так что никому уже мой рассказ не повредит.

Ива медленно, часто задумываясь, замолкая надолго, поведала о том, как уходила сотня ее возлюбленного с польских земель.

Она припоминала детали, назвала людей, с которыми вместе воевала на территории Польши. Когда поляки загнали сотню Бурлака в горы, решено было уйти через Словакию в Австрию. Особенно подробно и взволнованно поведала о последнем бое, когда сотня, перейдя польско-чехословацкий кордон, столкнулась с пограничным отрядом, сформированным из рабочих пражских заводов.

— Они все легли там — Бурлак и его хлопцы. Ушли только я и проводник по тайной тропе. У меня были хорошие документы — будто я сидела в немецком лагере. Вернулась в Польшу, предъявила их и решила уехать на Украину…

Долго молчали. Потом Северин мрачно пробормотал:

— Интересная получается ситуация. Значит, били вас и украинские, и польские, и чешские коммунисты…

— Это и называется «пролетарии всех стран, соединяйтесь!», — разжала губы в тяжелой усмешке Ива.

Оксана обняла подругу, ласково провела рукой по волосам.

— А дальше? Что дальше было?

— Работа, — неопределенно пожала плечами Ива. — Но, как вы понимаете, это уже не только моя тайна…

Они выпили еще. Ива пила мало, предупредила, что нельзя — болит сердце.

Поговорили о том, что трудно сейчас, зимой, хлопцам в бункерах, отрезаны от всего мира. Снова выпили за здоровье тех, кто сражается. И Ива уточнила:

— За настоящих героев, кто знает цель и во имя ее зброю поднимает!

— За справжних так за справжних, — охотно согласился Северин. Он перехватил знак Оксаны, которая просила ни в чем не перечить Иве.

Ива подошла к пианино, пробарабанила одним пальцем что-то развеселое.

— Спой что-нибудь, — размягченно попросила Оксана.

Иву не надо было упрашивать. Она села за инструмент, подняла руки, будто взмахнула крыльями. Это была странная мелодия. В глухих, то ровных, то неожиданно бурных аккордах слышался шум леса, стремительный рокот горных потоков, порывы неведомых гроз. Музыка то нарастала, обрушиваясь волной звуков, то становилась плавной, звонкой — казалось, это подковы скачущих лошадей вызванивают ее ритмичную канву. Голос у Ивы был чуть хрипловатый, низкий. В песне говорилось о том, как хлопец искал свою судьбу. Прошел горы и долины, леса и дубравы, казалось, скоро поймает свою судьбу-птицу, а она вела его все дальше и дальше, и не было у хлопца легкой дороги — только кручи и пропасти. Взял он тогда винтовку и пристрелил судьбу-птицу. А легче от этого не стало — зовет его судьба за собой в могилу…

— Мороз по коже от такой песни, — поежился Северин. — Где ты ее слышала?

— Был у нас в сотне один хлопчина — очень ее хорошо пел, — объяснила Ива. И буднично добавила: — Расстрелять пришлось — сбежать от нас надумал.

— Ну, за упокой его души, — взялся за чарку Северин.

Хмель ударил «боевику» в голову. Он все порывался рассказать, как однажды они громили село, поддерживавшее партизан, и как здорово горели хаты.

— Солома на крышах сухая, как порох…