Лев Константинов - Удар мечом (с иллюстрациями)

Он бесцеремонно оглядывал комнату. Цепкий взгляд привычно фиксировал детали. Широкая кровать, шкаф, пианино, туалетный столик, стеллаж для книг — все добротное, из карельской березы, украшенной изящными золочеными вензелями: сплелись в причудливом рисунке инициалы отца Ивы — «К», «Л», «М». У письменного стола мягкое кожаное кресло, в таких сиживали в давние времена солидные дельцы в собственных конторах. На полу и над кроватью — ковры. Северин открыл шкаф, он был битком набит одеждой. На стенах висело несколько гравюр — не серийно-художественного производства, а таких, которые лет тридцать назад еще можно было приобрести в антикварных магазинах. Правда, и обивка мебели, и ковры, и позолота уже потеряли былой нарядный блеск, поизносились и обтерлись, но все в этой комнате свидетельствовало, что хозяйка не привыкла к бедности, умеет со вкусом устраиваться в жизни. Кругляку почему-то припомнилось собственное детство — в квартире его отца, солидного торговца галантерейными товарами, все было так же добротно. Ничего, он еще вернет себе то, что потерял отец.

В Ивиной комнате одна деталь резко выбивалась из общего интерьера. Над кроватью висела простенькая, видавшая виды двустволка.

— Богато живет твоя хозяюшка, — подвел итоги осмотра Кругляк. И кивнул на двустволку: — Ее?

— Да. Кое-что из имущества привезла с собой, кое-что собрала по всему особняку. Думаю, отец ее успел и припрятать перед отъездом самое ценное, а она знает где. Рассказывает, что раньше жили на широкую ногу, а это все, — Оксана повела рукой вокруг, — называет осколками прошлого.

— Подружились?

— Нет. Она не из тех, кто быстро сходится с людьми. Крутая. Больше молчит, о чем-то думает. Иногда крепко нервничает, так, что скрыть это не может.

Кругляк задавал вопросы коротко, точно. Он не любил длинных фраз, многословие считал для мужчины большим пороком, нежели, к примеру, пьянство. Говаривал: «Пьяный похмелится, и опять человек, а болтун и во сне языком чешет, словоблудит».

— Что еще о ней знаешь?

— В главном ничего, кроме того, что докладывала через Северина.

Слышно было, как кто-то поднимается по лестнице. В дверь постучали — уверенно, по-хозяйски. Кругляк распорядился.

— Я — здесь, — указал на кресло у стола. — Ты, — это Северину, — вон там, будешь у нее за спиной. Учти, дамочка может быть с оружием. Оксана, открой и пока не входи. Не обижайся, так лучше.

Оксана ушла. Кругляк грузно опустил тело в кресло, устроился поудобнее. Пока Оксана звенела запорами, он успел еще раз обежать взглядом комнату, заставил Северина поплотнее задернуть шторы на окне.

Северин молчал. Вообще-то большой любитель поговорить, он рядом с Кругляком становился замкнутым, беспрекословно и четко старался выполнять все его приказания.

Ива распахнула дверь. Шубку она, наверное, сняла в передней и сейчас несла в руке, чтобы повесить в шкафу. К нему и направилась с порога, но вдруг увидела мужчин, удивленно остановилась, вскинув брови. Она хотела что-то спросить, но ее опередил Кругляк.

— Проходите, не стесняйтесь, — гостеприимно, даже сердечно пригласил он.

— Я у себя дома, — неприветливо ответила Ива. — А вот кто вы и что здесь делаете?

— Сейчас узнаете, — продолжал играть в добродушие Кругляк. — А пока все-таки пройдите в комнату и, пожалуйста, прикройте дверь, разговор у нас будет не для посторонних.

— И не подумаю, пока не узнаю, по какому праву вы ворвались в мою квартиру.

— Помоги нашей очаровательной хозяйке, — небрежно бросил Кругляк своему спутнику.

Тот бесцеремонно втолкнул девушку в комнату и плотно прикрыл дверь.

Ива пожала плечами, положила шубку на спинку кровати, поискала глазами, где бы сесть.

— Сюда, — указал ей Кругляк на мягкий круглый стульчик у туалетного столика, как раз против себя. — Очень хорошо. Вот теперь поговорим спокойно. Думаю, вы давно ожидаете нашего визита. Каждого преступника как кошмар преследует видение такой минуты.

— Вы меня с кем-то путаете, — раздраженно перебила его Ива. — Я не преступница. Вот мои документы.

Она старалась говорить спокойно, держать себя в руках, но видно было, что дается ей это с трудом.

— Да, сейчас вы студентка. А раньше, — повысил голос Кругляк, — вы были связной у националистического бандита Бурлака. Кстати, и его возлюбленной. Нам пришлось немало поработать, прежде чем было установлено ваше подлинное лицо, Менжерес. Или, может, вас лучше называть Офелией? Такое, кажется, у вас было красивое псевдо в вашей прошлой жизни?