Лев Константинов - Удар мечом (с иллюстрациями)

— Я думал, ты что-нибудь понял, — устало сказал Рен. — Не можем мы ввязываться в бой до весны…

Чуприна молчал, на лице его застыло непроницаемое выражение. Дубровник обратился было к нему за поддержкой, но Роман хмуро бросил: «Проводнику виднее», вновь замолк надолго.

Как и опасался Дубровник, Рен выбрал тактическую линию, известную среди бандеровских главарей под названием «Дажбог».

«Дажбог» — это уход в глубокое подполье, прекращение связей, диверсионной борьбы. Его цель — сохранение сети и кадров, создание видимости, будто подполье ликвидировано, уничтожено. А в то же время будет проводиться накапливание сил, подготовка новых ударов.

На месте Рена он тоже поступил бы так же. Но лично ему, курьеру Дубровнику, такой выбор сулил неприятности, затруднял выполнение задания. Дубровник не все сказал Рену. Дело в том, что за кордоном углубился раскол среди главарей националистов. Возникло несколько «центров», претендовавших на роль «руководителей» и «представителей» ни мало ни много… украинского народа. Среди них УГВР — «Украинская головная вызвольная рада», мельниковский «Провод украинских националистов» (ПУН), бандеровский «Провод закордонных частей ОУН» в Мюнхене. Все они конфликтовали, соперничали друг с другом. И, высунув язык от холопьего усердия, рвались к американскому корыту, мечтали о долларах, заседаниях в «международных комитетах», о «приемах», хотели «представлять», ходить в министрах пусть и несуществующих, но правительств.

Американцы, люди деловые, готовы были оказать помощь. Не даром, разумеется. В обмен они требовали сведения, имена агентов «на землях», курьерские тропы.

Дубровник прибыл как курьер «Провода закордонного». И он должен был возвратиться восвояси не с Реном — на кой черт он нужен в Мюнхене, там деятелями из ОУН хоть пруд пруди, а с информацией о положении на западноукраинских землях, со сведениями об агентуре, верных людях, укромных тайниках. Это были бы козырные карты, с помощью которых можно бить соперников, то бишь соратников.

Всего этого Дубровник не говорил, разумеется, Рену. Зачем посвящать проводника в кухонные свары?

Спросил, тщательно скрывая раздражение:

— Но не думаешь же ты сидеть в бункерах до скончания века? Как-то представляешь ближайшие перспективы?

Рен, отметив про себя уступчивость курьера, сказал, что на весну и лето краевой провод наметил серию террористических актов и диверсии. Он не хотел, чтобы там, в центральном проводе, на основании доклада Дубровника о нем сложилось впечатление как о безвольном, отчаявшемся человеке. Это почти наверняка отрезало бы ему дорогу на Запад. И проводник постарался как можно убедительнее изложить свои планы.

— С весной, по черной тропе, когда укроются леса зеленью, мои люди выйдут из схронов — из тайных убежищ. Для каждой группы, каждого «боевика» намечены конкретные цели: села, партийные и советские работники, председатели колхозов, активисты. Над этим потрудилась наша служба безопасности. Удары — беспощадные, по самым уязвимым местам — будут следовать один за другим. Надо создать впечатление силы — тогда, может быть, удастся пополниться новыми людьми. Я не скрываю от своих, что это последнее наше лето, оно все решит…

Рен перечислял имена, называл села, которые подвергнутся кровавым налетам. Он спокойно, деловито говорил о том, что снова отдан приказ не щадить никого — пусть в страхе содрогнутся села, и тогда страх станет союзником ослабевших отрядов Рена.

Курьер крепко пожал руку проводнику.

— Я доложу центральному проводу, что ты делаешь все возможное для нашей борьбы. — Посоветовал: — Разбейтесь на мелкие группы, рассредоточьтесь по всему краю. Ставку необходимо делать на внезапность, подвижность, мобильность. Ударить и скрыться в лесах, чтобы ударить в новом месте, где не ждут. Вносить панику, сеять страх, уничтожать сильных, ломать, ставить на колени слабых — это оправдано опытом предыдущих лет.

Холодная, рассчитанная жестокость сквозила в каждой фразе проводника, в деловитых вопросах и советах закордонного курьера. Люди, о которых говорил Рен, спокойно работали, им было нелегко, они лечили раны, нанесенные республике войной, не щадили себя во имя счастья своих сограждан. А над их жизнью нависла смертельная опасность — взбесившиеся собаки бросаются на каждого, кто повстречается на пути.

Дубровник не случайно так быстро согласился с проводником: у него созревал план, который мог значительно ускорить развитие событий.