Лев Константинов - Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)

Щусь был мастером своего дела. Сдержанно-нежными красками нарисовал он светлое, безоблачное детство Гали Самчук, дочери директора гимназии. Семья «подлинных украинских интеллигентов», в которой превыше всего ценились народные традиции, верность национальному духу. Добрая бабуся, передавшая любознательной внучке свое уважение к простым людям… Мечты о служении добру…

Чуть суровее стал тон очерка, когда речь шла о военных днях. Отец вынужден был отбывать трудовую повинность в оккупационных учреждениях… Естественно, он этого не хотел, но считал, что может и здесь приносить пользу родной земле. Он пользовался уважением земляков, и они с удовлетворением увидели его на посту бургомистра… Шли к нему за защитой, и он, как мог, отстаивал их интересы. Дочь училась у отца мудрости…

Большевики угнали отца Гали в Сибирь, в лагеря, откуда не возвращаются…

Здесь Щусь щедро использовал все традиционные эпитеты «Зори». Короткие, обрывистые фразы будили у читателей «Зори» горькие мысли о том, что было бы с ними — тоже «служившими» родной земле в качестве полицейских, старост, бургомистров, переводчиков, если бы не удалось им своевременно сменить паспорта, уйти за кордон.

Галя выбрала путь борьбы, писал Щусь. Такая нежная и хрупкая — далее следовал тщательно выписанный портрет героини, — она не согнулась, не сломилась. «Я буду мстить!» — сказала она и перед фотографией отца дала клятву верности национальным идеям.

Тон очерка стал обличающим, из восклицательных знаков можно было бы выстроить плетень.

— Это место у вас особенно хорошо получилось, — сказал Макивчук Щусю, когда засылал его очерк в набор. Он поправил очки и с пафосом прочел: — «И сказала Галя, что никогда не изменит великому делу! Не изменит никогда! Пока жива! Пока бьется ее сердце! Пока стоит она на земле!»

Он затеял было разговор о том, чего не хватает современной публицистике, но Щусь перебил, как всегда, бесцеремонно:

— Давайте остаток гонорара! А то бросьте свою Евгению — и гайда со мной! Такие девицы есть — куда там этой Гале!..

— Что за цинизм! — крикнул возмущенно Левко Степанович и даже прихлопнул ладошкой по полированной крышке стола.

Щусь ухмыльнулся, притронулся к полям вытертой до блеска шляпы. «Бувайте, пане редактор», — и оставил Левка Степановича в одиночестве горестно размышлять о том, что даже самые великие идеи могут пахнуть спиртным перегаром, если к ним прикасаются такие люди, как этот Щусь.

— Идиоты! — тихо сказал Мудрый, прочитав «Зорю». Он, казалось, ослеп от нежданного удара — пытался открыть ящик стола, где лежали таблетки «от сердца», и не мог попасть ключом в замочную скважину. — Идиоты, — повторил он и не сел, мешком опустился в кресло, тупо размышляя, что же теперь будет.

Галя Самчук существовала и в жизни. Это были ее подлинные имя и фамилия, ее биография, и портрет ее был выписан с почти фотографической точностью. Чекистам оставалось только пойти по указанному адресу — Самчук (псевдо «Лелека») была хозяйкой явочной квартиры. Курьерская линия от Мудрого к Злате Гуляйвитер и Бесу без Лелеки не существовала.

«Зоря» выболтала святая святых. Она оказалась неточной (случайно или умышленно?) лишь в одном: Лелеку не арестовали, ей, насколько было известно Мудрому, ничто не угрожало.

А теперь ее возьмут — это точно…

Мудрый вызвал одного из своих подручных, приказал немедленно, срочно, не откладывая ни на минуту, разыскать Щуся и через него добраться до источника информации. В том, что Макивчук, этот идиот-редактор «Зори», действовал не по злому умыслу, референт СБ не сомневался. Скорее всего редактор влип в эту историю из-за чрезмерного усердия. Известно, что услужливый дурак опаснее самого лютого ворога. А Щусь… Сейчас главное выяснить, как докопался он до подробностей, являющихся строго охраняемой тайной.

В любом случае он должен понести примерное наказание. Гибель в случайной автомобильной катастрофе? Смерть в пьяной ресторанной драке? Нет, это все слишком мягко. Щусь погибнет так, что все, кто сотрудничает с центром, будут знать, по чьему приказу погналась за ним смерть. Мудрый представил, как затягивается петля на тонкой шее Щуся, трещат позвонки, и голова этого писаки, как тряпичная, валится набок… Да, именно так: удавка. И ножом пришпилить к стене записку: «За зраду национальных интересов». И не скрывать, что приговор вынесен службой безпеки.

Мудрый позвонил к нему домой, спросил: