Веки у него опухли, глаза заплетены красными прожилками, под ними — коричнево. Весь вид Щуся свидетельствовал, что ему глубоко наплевать на благолепие редакционного особняка, которое всеми силами создавала и поддерживала пани редакторова.
— За последнюю подборку сколько дали? Десяток жалких марок…
— Мы борцы за идею… — по привычке вздыхая при высоких словах, начинал объяснять Макивчук.
— Знаем! — бесцеремонно обрывал Щусь. — И мы тоже борцы… Но обдирать себя не позволим!
Макивчук сопел, наливался кровью, но пустой спор прекращал: помощник был ценным.
Иногда из своих походов по кабакам Щусь приносил любопытную информацию, которую обрабатывал в нужном духе и тискал в номер. Поставляли ему сведения личности с неопределенными занятиями — из тех, кто бежал с гитлеровцами, а теперь болтался по послевоенной Европе в поисках новых хозяев.
Однажды Щусь пришел на работу необычно рано и сразу же ввалился в кабинет к редактору. По неписаным правилам сотрудники в эти часы не беспокоили Левка Степановича — он работал над мемуарами, которые назвал, пока условно, «Наша боротьба».
— Где шеф? — спрашивали у Оксаны, секретаря редактора.
— Занят «Борьбой», — многозначительно отвечала она.
Даже пани Евгения в это время старалась не шуметь — Левко писал…
И когда Щусь, громко хлопнув дверью, прошел прямо к столу, за которым Левко Степанович трудолюбиво выводил строку за строкой, редактор осадил его злым взглядом.
— Это уже слишком! — наливаясь праведным гневом, сказал он. — Разве вам не известно?..
— Э-э-э, известно! — махнул рукой Щусь и удобно расположился в кресле. — Готовьте полсотни… Нет, меньше чем за сотню не отдам, — на ходу передумал он.
Эта его манера говорить обрывисто, будто приказывая, не объясняя, что скрывается за теми или иными фразами, доводила медлительного Макивчука до белого каления.
— Я подготовлю приказ о вашем увольнении! — сказал редактор и сам удивился своей решительности.
— Есть материал. Сенсация! — Щусь достал дешевые сигареты и нахально выпустил струю дыма в лицо Левку Степановичу.
Редактор слегка поморщился, отодвинулся подальше от помощника.
— О чем? — все же поинтересовался он.
Сигареты Щусь курил самого низкого сорта, и дым от них ел глаза.
— О героической борьбе с большевиками.
— Было, — равнодушно сказал Левко Степанович. — И оставьте меня в покое, я начинаю принимать с двенадцати.
— Это реальные факты. — Щусь, несмотря на протестующий жест редактора, поглубже опустился в кресло. — У вас были фантазии, а я вам предлагаю товар из первых рук. На Украине некоторое время успешно действовала подпольная организация, возглавляемая молодой девушкой, всем сердцем преданной нашим национальным идеям. Девушка эта, смелая, красивая, не покорилась большевикам и сражалась до последней минуты, пока случайность не выбила оружие из ее таких нежных и таких мужественных рук…
Чувствовалось, что Щусь заговорил абзацами будущего очерка.
— И она что, существует? — вяло осведомился Левко Степанович.
— Вроде бы теперь уже нет. Говорят, взяли ее чекисты не так давно. Так что публикация ей не помешает.
— Упокой господи ее душу, — набожно перекрестился Левко Степанович.
— Мне эту историю рассказал один хлопец, который ходил на ту сторону. Он у этой дивчины отсиживался на пути туда и обратно. В Московию и на Запад, — объяснил для чего-то Щусь.
— Мученица за свободу, — что-то прикидывая в уме, пробормотал Левко Степанович.
— И еще какая! — подхватил Щусь. — С подлинным именем, с указанием города, с рассказом о детстве и юности, о том, как впитывала она вместе с молоком матери любовь к голубому украинскому небу и верность неумирающим традициям борьбы… Сто, и половину немедленно, авансом…
— Шестьдесят, — заупрямился Левко Степанович. — Нельзя наживаться на чужом мужестве.
— Можно, — раздраженно сказал Щусь. — Мужество в наших условиях редкий товар и стоит дорого…
— Семьдесят…
— Не торгуйтесь, не пристало нам, борцам за идею, торговаться из-за каких-то паршивых марок. Выкладывайте аванс.
— Ладно, — сказал Левко Степанович. — Пишите в номер.
— Я продиктую Оксане. Все факты у меня собраны. А пока схожу хлопну пивка — душа горит…
Щусь небрежно скомкал пачку марок, выплаченных в счет будущего гонорара, и ушел не попрощавшись.
На следующий день «Зоря» вышла с аншлагом на первой полосе: «Поклонитесь ей, украинцы!» Чуть мельче был набран подзаголовок: «Рассказываем о мужестве верной дочери украинского народа, зверски замученной большевиками».
Читать дальше