Лев Константинов - Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)

«Не хочет, чтобы к нему прилипла грязь от фальшивки», — подумал Боркун. Что же, в этом тоже есть смысл…

Налет на «Зорю» состоялся через несколько дней. К уютному особнячку подкатили с двух сторон несколько потрепанных авто. Из них выскочили пять молодцов, громко выкрикивавших на ужасном немецком языке с русским акцентом ругательства. Они вышибли булыжниками окна, ворвались в помещение. Девушки из редакции визжали, когда с грохотом полетели на пол пишущие машинки, посыпались папки.

Один из парней пытался затолкать Стефу в угол; его еле отодрали от не очень упирающейся редакционной дивы другие участники налета.

— Погром так погром, — косноязычно бормотал здоровенный детина, вымещая злость на стульях. Ломал он их умело, с треском, со вкусом, вспоминая, наверное, «настоящие» погромы, в которых участвовал на Ровенщине, где был полицейским.

Редакционный фотокорреспондент с «риском для жизни» торопливо щелкал затвором своего аппарата. Завтра эти кадры украсят экстренный выпуск «Зори» — разгромленное помещение, разбитая мебель, кипы гранок и рукописей.

На второй этаж, где билась в истерике тетка Евгения — ей было жаль мебели, жаль разгромленного уютного холла, хоть и говорил Левко Степанович, что все будет возмещено, — налетчики не поднялись.

По углам улицы, боясь подойти поближе, торчали встревоженные обыватели.

Кто-то сообщил в полицию. Когда, истошно завывая, подоспела полицейская машина, налетчики уже скрылись.

— Перестарались, сукины дети, — бормотал Левко Степанович, уныло разглядывая груду обломков, разбитые окна.

Полицейские чины составили протокол и укатили, пообещав, что примут самые решительные меры для розыска «опасных элементов».

Стефа, хихикая, рассказывала подружке, какие здоровенные лапы у того парня, который пытался загнать ее в угол. Подоспевший репортер из какой-то газетенки тут же взял у нее интервью: «Скажите, пожалуйста, что вы при этом чувствовали?» Вместе с интервью Стефа дала репортеру номер своего домашнего телефона.

На следующий день «Зоря» вышла с аншлагом через всю первую полосу: «Коммунистическое покушение на свободное слово!» — и снимками разгромленного помещения.

Как и предсказывал Стронг, акции «Зори» несколько повысились.

Через некоторое время в областном Доме народного творчества все забыли, что Галя Шеремет — новенькая. В первые послевоенные годы люди не засиживались подолгу на одном месте — работников, особенно опытных, не хватало, их часто переводили с места на место, из учреждения в учреждение. Возвращались демобилизованные из армии; они с жадностью брались за любой мирный труд, потом, чуть поостыв от горячих военных ветров, пообвыкнув в новой жизни, искали такую работу, которая была им больше по душе. Шло великое передвижение кадров, как говаривал директор Дома творчества Степан Сыч.

Галя выполняла свои обязанности добросовестно, охотно ездила в командировки «за песнями» и всегда привозила что-нибудь новенькое.

Сыч, как и положено руководителю солидного учреждения, принимая ее на работу, познакомился с анкетой и автобиографией. Год рождения 1923-й, место рождения — село Кагарлык Киевской области, украинка, член ВЛКСМ, образование среднее специальное, окончила техникум культпросветработы. Из анкеты и автобиографии явствовало, что Галя Шеремет — круглая сирота, родителей ее расстреляли гитлеровцы, что в этот город она попала в поисках брата, который жил здесь до войны, а потом затерялся. Брата не нашла, деньги кончились, пришлось думать, как жить дальше.

Она пришла в областное управление культуры, показала свой диплом, попросилась на работу. Ей обрадовались, так как специалистов действительно не хватало, направили к Сычу. Сыч, не будучи формалистом, ограничился беседой по душам, порасспросил, чем увлекается, и подписал приказ о назначении Галины Шеремет методистом.

— А что случилось с той… Шеремет? — спросила Ганна, когда познакомилась с документами, врученными ей Юлием Макаровичем.

Бес набожно поднял глаза к потолку.

— Кто ее?

— Можно сказать, что сама себя. Кто заставлял ее ехать с Киевщины к нам? Жила бы там, ничего и не случилось бы…

— Значит, все-таки отправилась она на тот свет не по доброй воле? — нахмурилась Ганна.

— А чого це вас турбуе? — насторожился Юлий Макарович. Он уловил в тоне Ганны раздраженные нотки.

— Потому это меня беспокоит, — спокойно сказала Ганна, — что я должна знать, не ищут ли эту девушку, не подведет ли меня ее биография. Чужая жизнь — потемки, не заблудиться бы в ней.