Анатолий Гончар - Шейх

… Осознание своего превосходства… но стоило ли оно того? — появившаяся, но незаконченная во время боя мысль вернулась к нему снова. — Сколько там оставалось русских — живых, способных держать оружие? Двое? Трое? Надо было остановиться, отойти и уйти. Нет, не остановился, вовремя не отвёл своих воинов. Недооценил противника… Нет, это неправда…Ведь именно желание доказать самому себе возможность на равных противостоять или же даже бить русский спецназ и гнало его вперёд, до конца, до победы. Вперёд, и уже не считаясь с потерями; вперёд, не замечая времени, вперёд… И что? Вместо обретённой уверенности — ощущение собственной никчёмности и страх… закравшийся в сердце страх перед противником. Ибрагим вдруг понял, что никогда, уже никогда не сможет чувствовать себя в безопасности: ни идя по лесу, ни сидя на самой, самой тайной и замаскированной базе. Мужество, поколебленное в сегодняшней схватке, не могла вернуть никакая жажда мести. Ибрагим осознал это, и теперь шёл, повесив голову, и с каждой минутой, с каждой секундной ожидая грохота чужой, раздирающей грудь очереди…

То, что боевики окончательно дали дёру, Гуревич понял по тому, как в его сторону почти перестали лететь пули, а впереди если и мелькали вражеские фигуры, то, по большей части, виделись они со спины, к тому же, убегающие даже не пытались отвечать на посылаемые в их сторону очереди. Бандиты бежали, падали, пытались уходить зигзагами и прорываться короткими перебежками, но всё равно количество их разбросанных по лесу трупов всё увеличивалось и увеличивалось. Наконец целей не стало, и Игорь с двумя оставшимися бойцами головного дозора вошёл на территорию базы.

— Максим — вправо, Серёга — влево, прикрывать! — отдав команду, Гуревич двинулся по её территории, внимательно осматривая прилегающую местность и проверяя оставленные помещения. Иногда ему что-то казалось подозрительным, и тогда он или его бойцы вначале стреляли вовнутрь схрона, (или даже бросали гранату), а уже потом разглядывали, есть ли там кто или нет.

Увы, но в только что отрытых землянках царило запустение. Лишь в крайней из них вдруг наметилось какое-то движение.

— Стоп! — окрик Гуревича остановил уже вознамерившегося кинуть гранату Сергея. И тут же тишину разорвал новый, уже гораздо более грозный окрик: — Выходи! Руки вперёд!

Тонкий всхлип, шарканье ногами, и в дверном проёме показалась чёрная, гораздо более чёрная, чем обыкновенный загар, рука.

— Негр. Араб, — невольно вырвалось у залегших неподалеку бойцов, взявших наизготовку вход в земляное укрытие. — Наёмник.

— Ни ест наёмник, — отрицательно размахивая руками, на свет вылезла толстая фигура дрожащего от страха негра. — Мы ест телегрупп. Кино, кино, — повторил он дважды, похоже, опасаясь, что его не поймут или поймут не так.

— Кинокрут, значит? — усмехнулся Гуревич, и эта усмешка не сулила часто моргающему негру ничего хорошего.

— Я, я, — почему-то по-немецки ответил помощник оператора, по совместительству бывший агентом одной из иностранных разведок. И его страх по большей части был напускным, укладывающимся как раз в рамки отведённой ему роли тупого неудачника.

— И какое же кино ты собирался снимать? — Игорь едва подавлял в себе желание проехаться прикладом по этой жирной, трясущейся роже.

— Вот, — появившийся из-за спины боец первой тройки ядра бросил под ноги негра разбитую пулей телекамеру. — Второй там, — кивок головой за спину. Засаду на наших снимать собирались.

— Хорошее кино! Ну что, сволочь, и кто вас на эту натуру пригласил? — Игорь до дрожи в руках жаждал со всей пролетарской ненавистью врезать по зубам этому гаду, но он уже принял решение, и разбитое лицо могло создать некоторые проблемы в последующем.

— Я есть помощник оператор, я не знай. Мне платить, я ездить…

— Платить, ездить, я только теряю время! — Игорь поднял автомат. — Отъездился…

На лице агента нарисовался ужас от осознания происходящего, и в следующий миг в его жирный живот влетела длинная автоматная очередь. Помощник оператора Сэм — а точнее специальный агент Стивен — с сиплым стоном начал оседать на землю.

— Добить? — без всякого сожаления к умирающему спросил у командира подошедший Андрей.

— Сам сдохнет. Возьмёте какой-нибудь ствол, кинете этой сволочи, — и, сплюнув на землю: — По мне такие как он гораздо хуже тех, — кивок вверх, в сторону валяющихся в лесу вражеских трупов. — Те хоть сами на грани, а эти… падальщики! — Гуревич ещё раз сплюнул, теперь уже не на землю, а на корчившегося на земле Стивена. — Не согласились бы эти сволочи, может, засады никакой бы и не было. — Затем, не обращая внимания на стоны умирающего: — Пошли наверх к «тыловикам». — И уже отойдя на приличное расстояние, напомнил идущему сзади Сергею: — Только про ствол потом не забудьте. А то наедут, блин… мать… всякие правозащитники…