Александр Бушков - Танец Бешеной

Он вернул микрофон радисту, направился к Даше, остановился в трех шагах, заложив руки за спину, расставив ноги, озирая ее властно и слегка насмешливо. Лет пятидесяти, этакая белокурая бестия. Коснулся виска двумя пальцами, слегка выбросил их вперед на американский манер:

– Генерал Глаголев, я здесь главный. Истерики, обмороки будут? Слезы, сопли? У вас полчаса личного времени на женские слабости.

– Обойдусь, – сказала Даша.

– Хвалю, – бросил он, словно вколотил гвоздь одним ударом. – Обстановка понятна? Вы играли верно и в нужном направлении, всех взяли, кого не взяли, сейчас возьмут, так что вы вновь персона грата. Прокуратурой пренебречь, она в дерьме. Все в дерьме, а вы посередине в белом. Ну, и мы немножко тоже… В белом, не в дерьме.

Даше показалось, что его слова отдаются в ближайшем углу каким-то чересчур уж громким эхом. Генерал обернулся:

– Контиевский, ты что, заснул? Отключи музыку, она уже пять минут как здесь торчит… Майор, сними с нее липучки, тебе сподручнее. Пошли, Трофимыч, полюбуемся.

И вышел в сопровождении второго. Рации деловито орали. Оставшийся возле них третий, в камуфляже без всяких эмблем и погон, поименованный майором, обернулся к Даше и сказал:

– Молодец, Рыжая.

Это был Глебов брат-близнец, двойник – если случаются чудеса. Но поскольку чудес в Шантарске до сих пор не бывало, несмотря на все пророчества экстрасенсов и контактеров, это все-таки был не двойник, а сам Глеб. Даша понапрасну решила, будто уже не способна удивляться, – язык форменным образом отнялся.

Глеб легонько повернул ее, взяв за плечи, поставил под ближайшую лампу, внимательно оглядел пуховик, словно, вспоминая что-то, извлек из нагрудного кармана пинцет и крохотный пластиковый пакетик. Уверенно снял пинцетом нечто невидимое – с рукава, с левого плеча, со второго рукава. Поднял пакетик на уровень Дашиных глаз – там виднелись три полупрозрачных соринки. Подмигнул:

– А ты с диктофоном маялась…

– Глушилки… – выговорила она.

– Глушилки давят запись. А здесь были хитрые микрофоны, для которых нужны совсем другие глушилки…

Взял ее за плечи и повел к скамейке, на ходу повелительно кивнув часовому. Тот подхватил автомат и выскочил наружу. Глеб усадил ее, сел рядом и заглянул в глаза, вполне беззаботно улыбаясь.

– Скотина, – сказала Даша устало и зло.

Глеб приподнял ее голову, взяв за подбородок, но Даша упорно отворачивалась.

– Глупо, Дашка, – сказал он наигранно бодро. – Думаешь, когда я с тобой знакомился на остановке, знал, кто ты такая? Не веришь?

Отвернувшись, она сказала:

– Верю. Только было еще и «потом». Бог ты мой, как талантливо играл, скотина… Как вы меня сделали… Профи, что тут скажешь. Кассетку «кодированную» мне невзначай показал, на Казмину наводил с ее «Кроун-инвестом», француза случайно разоблачил…

– Самое смешное, что француза я и в самом деле расколол случайно. Благодаря его поддельным романчикам. Занимайся я в свое время другим иностранным языком, он бы еще несколько дней гулял нераскушенным…

– «Шохин» был ваш?

– Наш, – кивнул Глеб. – Способный парнишка, правда?

– И Шохина без кавычек – ваша подставка?

– Ага. «Клуб юных дятлов». Потом пришлось подвести к тебе якобы двоюродного братца – я ж больше всего боялся, что ты уйдешь в сторону, увлечешься сатанистами, а второй план и прохлопаешь…

– А вот это уже дает пищу для ума, – сказала Даша. – Такие заявления подразумевают, что вы были в курсе дела практически с самого начала…

– Дашенька, ты умница. Я тобой горжусь. П о ч – т и с самого начала. Присматривали за тобой ласково и ненавязчиво, направляя на верную дорожку…

– И донаправлялись до того, что стреляли в меня на Энгельса? Боевыми?

Он оглянулся на радистов, понизил голос:

– Даш, что за фантазии…

– Меня уже столько раз упрекали за «мои фантазии», что начинаю думать, будто совершенно фантазии лишена… На Энгельса в меня палили ваши, некому другому, Глебчик… Я вам, по большому счету, за этот спектакль должна быть только благодарна – мое начальство после того «покушения» встало на уши и стало мне крепче верить, и Фрол затанцевал, поторопился внести кое-какую ясность… Верю, что у вас там были призовые стрелки, которым дали строжайший приказ нас с Федей и не поцарапать… Ну, а если бы шальным рикошетом все же прилетело безвинному прохожему? Лихие вы мальчики…

– Жизнь заставила, – сказал Глеб, на миг отведя глаза. Достал из набедренного кармана вязаный капюшон, натянул, скрыв лицо. – Извини, я на минутку. Сиди и не выходи.