Сергей Самаров - Жизнь за брата

— Я не могу сообразить, что вы имеете в виду. Извините, что я такой несообразительный. Это, видимо, от природы.

Она стала серьезнее и внешне как будто значительно старше.

— Понимаете, я по профессии — психолог. И хотела поговорить с вами о вашем нынешнем положении. У меня есть некоторые профессиональные вопросы. Вам этот разговор, конечно, ничем не поможет, но может помочь мне.

Было уже легче. Мне вообще никогда не нравились женщины, старше меня, тем более такие пузатые. И я не умел себя вести при их домоганиях. А такие ситуации случались. И я мог позволить себе только грубость в ответ. Но на профессиональные вопросы психолога я мог бы и ответить. Тем более спать я уже, кажется, не хотел.

— Проходите на кухню, — предложил я. — Я сейчас чай заварю.

Пока я заваривал чай, Лидия Александровна заняла угловое место, которое все почему-то стремились считать своим законным, не дожидаясь, пока хозяин им покажет, куда садиться. Я переселять соседку не стал, пристроился сбоку стола, тем самым избегая ненужных вопросов. Она и без того, как мне подумалось, желала озадачить меня.

— Я слушаю вас. — Я демонстративно посмотрел на часы. Была половина восьмого. По идее, подняла она меня вполне вовремя и возмущаться мне стоило только ее бесцеремонностью и навязчивостью, но никак не ранним визитом.

— Вы спешите куда-то в такую рань? — отреагировала Лидия Александровна на мой жест. Но вопрос был задан не таким тоном, чтобы она могла извиниться после моего утвердительного ответа и удалиться. Я вздохнул обреченно.

— У меня день не нормированный, я нахожусь, как вы могли наблюдать ночью, почти в боевой обстановке.

— Вот об этом я с вами и хочу поговорить. С точки зрения психологии. Я и вашему брату, как воевавшему военному, этот вопрос задавала. Вот вы находитесь в сложной ситуации, в опасной, прямо скажем, ситуации, когда кто-то пытается вас убить и ограбить. Меня в данном случае интересует внутренний мир человека. Что он в данном случае ощущает? Он строит какие-то планы на будущее? Он способен абстрагироваться от действительности и жить какими-то другими мыслями? И вообще, как он видит мир за пределами своей собственной реальности. Напоминаю, меня интересуют ощущения человека в то время, когда его могут убить. Когда кто-то настойчиво желает его убить, когда он находится на грани смерти. Он, понятно, готов бороться за свою жизнь, но до какой степени? И сразу еще один важный вопрос, параллельный, так сказать. Когда и как человек нравственно созревает до того, что, защищая себя, убивает сам? Это же спонтанные действия…

Осмысливая вопросы, я сначала неуверенно пожал плечами. Скорее всего, не потому, что не видел на них ответа, а просто брал, таким образом, время на раздумье и пытался сформулировать свои мысли, поскольку человек, как я читал много раз, только думает, что он мыслит словами. В реальности он мыслит исключительно образами. А случаи, когда в результате раздумий какое-то слово повторяется многократно в голове, происходит как раз после попытки перевести образы в слова. Мозг примеряется, подходит это слово под обстоятельства или нет.

— Я так считаю, что человеку всегда свойственно надеяться на лучшее. В любой ситуации. И потому планы на будущее он обязательно строит. Всегда, даже когда над пропастью на одной руке висит и камень, за который он уцепился, шатается. Человек не видит, что у него под ногами, но надеется, что там есть опора, которая его спасет. А, если нет надежды, то нет смысла жить дальше. Все становится бессмысленным, в том числе и сама смерть. Ведь смерть смерти рознь. Случается, смерть настигает человеке во сне. Случается, что на операционном столе или в больничной палате. Бывает, что смерть называют гибелью. Иногда — героической гибелью. При этом никто не знает, что чувствовал и о чем думал перед смертью герой. Но я почему-то уверен, что он тоже испытывал надежду, что все закончится для него удачно. И это не только геройства касается. Так однажды я разговаривал с человеком, который много лет назад, еще до армии, пытался повеситься. Так вот, когда он уже оттолкнул ногами табуретку, на которой стоял, у него успела промелькнуть в голове надежда на то, что веревка не выдержит его тела. И она не выдержала. Хорошо, конечно, что выдержали шейные позвонки, потому что они при повешении ломаются первыми. Человек говорил, что его спасла надежда. После этого он даже жену нашел с таким именем. И сам потом стал хорошим ответственным офицером. И больше уже не доверял веревкам. Даже в горах. У нас в горах и зашел об этом разговор, когда требовалось веревками для страховки пользоваться. Тогда он и рассказал мне, своему командиру, эту историю.