— Бедняга, — обычно говорила на это Морозова. — Я не представляю, как ты сможешь выжить без благотворительных балов у английской королевы и аудиенций у папы римского.
— Детка, — говорил Второй. — Ты просто не понимаешь… Мне тесно в этом подвале. Мне нужен размах.
Но на этот раз он заговорил о другом, менее глобальном и более конкретном.
— Как там наш друг Харкевич? — спросил Второй и поморщился, как будто у перцовки внезапно испортился вкус.
— Как обычно, — сказала Морозова и кратко изложила историю с поездкой на дачу Левши.
— Детка, — с укоризненной усмешкой сказал Второй. — Ну зачем уж ты его так…
— В каком смысле?
— Поставила его на колени, в грязь, при людях…
— Это не я, это какие-то придурки случайно оказались у Левши на даче…
— Детка, я же тебя знаю. У тебя ничего не бывает случайно. Ты хотела опустить Харкевича, и ты это сделала. Я же не обвиняю…
— Да ничего я не хотела! — Сочетание многократной «детки» и предположения о каком-то заговоре с целью макнуть Харкевича мордой в грязь разозлило Морозову. — Если бы хотела его припозорить, просто дата бы ему в лоб! Зачем устраивать такие сложности…
— Но ты его не очень любишь, — погрозил пальцем Второй, будто мать-настоятельница, поймавшая молодую монашку на каком-то не очень тяжёлом, но малопристойном грехе.
Морозова оскорбилась:
— Не очень люблю? То есть люблю, но не очень? Как ты смеешь говорить мне такие гадости?! Я люблю три вещи — кофе, мороженое и мартини. Даже тебя в этом списке нет. Остальные — за пушечный выстрел от слова «люблю». Харкевич — за световые годы от этого слова…
— Успокойся…
— А ты думай, когда говоришь…
— Я пытаюсь, детка, — Второй посерьёзнел. — Я же не просто так про Харкевича заговорил…
— Я знаю, что у тебя тоже ничего не бывает случайно.
— Послушай… Харкевич, он довольно хреновый коммерсант.
— Открыл Америку.
— Он болтун, бабник, и при случае он ворует деньги.
— Ну так давай убьём его.
— О, — Второй откинулся на спинку кресла. — Это ты сказала, не я.
Потом Второй говорил медленнее и тише, словно боялся, что его подслушивают, хотя подслушать он мог разве что сам себя.
— Харкевич — он здесь неспроста. Его мне навязали. Есть такой большой человек, он работает в правительстве и при этом имеет свой большой бизнес. У нас с ним были кое-какие отношения, но дело не в этом. Он меня попросил — пристрой племянника, дай ему какую-нибудь приличную работёнку Я пристроил племянника. Только я так понимаю, что Харкевича он не просто так сюда послал, а чтобы тот все вынюхивал и разведывал.
— У него мозгов на это не хватит, — сказала Морозова.
— Уже не хватило, иначе бы я его не засёк, — Второй махнул рукой в сторону стены из мониторов. — Но держать его и дальше внутри Фирмы нельзя. Его надо убирать, пока он не разнюхал что-то действительно важное. Большой Человек, его дядя, он спит и видит, как прибрать наш бизнес к своим рукам. Ему нужна информация. Мне нужен мёртвый Харкевич.
— Мы его убьём, — предположила Морозова. — А что ваш Большой Человек? Он разве не сообразит, в чём дело? Всё станет только хуже…
— А тут такая загогулина имеется, — со значением потряс указательным пальцем Второй. — Имеется некий ящик, который вы привезли от Левши…
— Черт, — сказала Морозова, потому что она боялась этого ящика.
— Вроде бы Левша довёл его до ума…
— Я даже и думать об этом не хочу.
— Напрасно. Вещь эта опасная…
— О! Ты это мне говоришь?!
— …но ценная. Хранить её у нас рискованно, а отбить кое-какие деньги на этом ящике можно.
— Во-первых, это бред, во-вторых, при чём здесь Харкевич?
— Объясняю. Представь, что мы решили продать этот ящик и устроили что-то типа аукциона.
Брови Морозовой слегка приподнялись, но из уважения к начальнику других проявлений большого сомнения она себе не позволила.
— Представь, что за публика соберётся на такой аукцион, — продолжил рисовать радужные перспективы Второй. — Это будут такие безбашенные уроды…
— Я представляю, — мрачно сказала Морозова.
— И представь, что продавцом ящика с нашей стороны будет Харкевич. Чем это всё кончится?
— Третьей мировой войной. Разве нет?
— Примерно. Лично мне кажется, что такой аукцион закончится каким-нибудь скандалом, неразберихой, мордобоем… И смерть Харкевича на этом празднике жизни будет вполне закономерной. Но это будет смерть не по нашей вине.
— Грандиозно, — сказала Морозова. — А обязательно все валить в одну кучу — и ящик, и Харкевича… Может, ящик продадим отдельно, и Харкевича — тоже отдельно?..
Читать дальше