Вячеслав Денисов - Горят как розы былые раны

Вытащив труп за ноги из-под кровати, он дотащил его до гостиной, раздел, сложил вещи в мешок и бросил к порогу. Потом выглянул за дверь, убедился, что на площадке никого нет, прислушался. Никого. Подошел к перилам и глянул вверх. По всему выходило, что, двигаясь к финалу, милиция застряла где-то между шестнадцатым и семнадцатым этажом. Может, чуть ниже.

Голландец вызвал лифт и стал ждать. Едва кабина остановилась на этаже и распахнула двери, он выволок труп из квартиры и затащил в лифт. Не ахти какая «зачистка», конечно. Скорее создание еще одного места преступления. Но лучше труп в лифте твоего подъезда, чем в твоей квартире. Не разделывать же его, в конце-то концов. Половина штата отдела милиции и полковник из ГУВД трясутся от желания найти зверя, который воткнул нож в сердце мужика. А тут на тебе: ответственный квартиросъемщик в мешке человечину несет.

Нажав кнопку шестнадцатого этажа, Голландец вернулся домой и снова переоделся в любимый махровый халат. Белоснежный. На таком видна каждая пылинка. Помада на нем останется, даже если Соня не прикоснется к нему губами, а просто подышит.

Голландец заварил чай, набрал на трубке номер.

– Манкин, а кому поручено руководить работой по розыску яйца?

– Густаву.

Густав, имя которого, скорее всего по неизвестным причинам, прилипло к нему в далеком детстве, как к Голландцу прилипло – «Голландец», был специалистом по работам русских мастеров восемнадцатого-девятнадцатого веков. Поэтому ничего удивительного в том, что яйцо Черкасовой президент повесил на шею именно Густаву, не было. Интроверт, скорее профессор, чем сыщик, Густав любил безнадежные дела. Он считал, что как не дано ни одному снегопаду падать вверх даже в виде исключения, так не дано в виде исключения какому-то произведению искусства появиться и исчезнуть навсегда. Эта его дотошность позволила разыскать автопортрет Врубеля, который считался утраченным безвозвратно. Густав был действительно специалистом экстра-класса. Хотя в своей второй, «запасной», жизни он числился в списке сотрудников Исторического музея.

Гонг.

– Манкин, подожди, я дверь открою…

– Я не знал, что в это время к тебе можно ходить в гости. Запомню.

Голландец открыл дверь. На пороге стоял капитан, фуражка на его голове была сдвинута на затылок.

– Забудь! – сказал Голландец в трубку Манкину. – Ладно, ковырялкин, пока. Ко мне тут друг пришел… Полагаю, скоро вынужден буду зарегистрировать вас по этому адресу. – Последние слова адресовались уже капитану.

Тот жестом попросил разрешения войти. Препятствовать ему Голландец не стал.

– Что, нашли упыря?

Капитан посмотрел на Голландца и вдруг протянул ему фотографию. Снимок был сделан «Полароидом». На нем было изображено хорошо знакомое Голландцу, политое кровью синюшного цвета лицо.

– Мать вашу. Что это?

– Вы никогда ранее не видели этого человека?

Голландец с изумлением посмотрел на капитана.

– Нет, не видел. А кто это?

– Это нам и предстоит узнать.

– Нам?

– Этот человек пять минут назад был найден в лифте.

– В каком лифте?..

– В этом! – И капитан показал большим пальцем себе за спину.

– Пока вы в подъезде искали убийцу одного человека, в лифте отправили на тот свет второго? Что говорит полковник по этому поводу?

Капитан прошел на кухню как старый добрый знакомый. При этом, как заметил Голландец, милиционер внимательно осмотрел его халат.

– Я вам не сказал, что его убили, – подумав, заметил капитан.

– А что я держу в руках? – поинтересовался Голландец. – Фото на американскую визу?

– Его занесли в лифт уже мертвым.

Голландец, морщась, почесал лоб и вернул фото.

– Послушайте, я человек гостеприимный, как вы заметили. Но сколько можно испытывать мое терпение? Чего вам от меня нужно?

– Я просто спросил, знаком ли вам этот человек.

– Так вы ко мне теперь будете приходить каждый раз, когда найдете в Москве труп?

– Да. Если московский труп будет обнаружен в вашем подъезде.

– Это какое-то гнездо аспидово, – возмутился Голландец. – А еще боремся за звание дома высокой культуры.

Взгляд капитана уже не излучал той благодарности, которую Голландец заметил во время первого посещения. И даже во второе свое явление милиционер был более приветлив и светел, чем сейчас.

«Этот парень будет моей проблемой».

– Теперь я могу хотя бы часок соснуть?

Качанием головы капитан подтвердил согласие и вышел вон.

– Так Лебедев или кто-то другой? – пробормотал Голландец, медленно передвигаясь по квартире и трогая мебель кончиками пальцев. Он уже и не помнил, как у него появилась привычка думать, находясь в движении и ощупывая все вокруг себя. Наверное, мерное движение помогало мыслительному процессу, а контакт с окружающими предметами сцеплял одно умозаключение с другим.