Владимир Вера - Леди GUN

– Пора потребовать от этих попов присылать нам шифрограммы. Вы обучите, Юрий Вадимович, а то строчат эти витиеватые донесения. Мало ли. Ведь бумажки имеют привычки теряться по дороге. – Кулич уже более или менее знал, каким будет решение по Пилипенко, поэтому позволил себе безобидное отступление. Но он все же смутно представлял, как именно будет выглядеть решение. А посему задал вопрос: – Предлагаешь перевести Пилипенко с повышением?

– Да, – не задумываясь, ответил Антипин. – Только таким образом мы должны реагировать на выпады буржуазной пропаганды и продажной прессы. Налицо борьба двух идеологий. Пилипенко нам здесь пригодится. К тому же в нашем послужном списке появится очередное разоблачение американского шпиона протоиерея Родионова. Нужно держать в страхе церковных клириков.

– Хорошо. – Кулич ударил ладошками о стол. – Вызывайте Пилипенко, Юрий Вадимович, и подготовьте подробный рапорт с обоснованием.

– Займусь этим сегодня же.

Все сроки вышли. Лена вот-вот должна была родить. Боря в эти дни чувствовал себя скверно. Как только Лена родит, она будет еще дальше от него. Не давала покоя тревога: «Теперь между нами будет этот ребенок… Отпрыск Симеона».

Ждать пришлось недолго. Это была шутка природы! На свет появилась двойня! Два симпатичных карапуза – мальчик и девочка… Курьез случился, когда Борис отправился забирать Лену с грудными детьми из роддома. Перед этим Борис долго думал, стоит ли ему вообще идти, но так как наверняка знал, что настоящий отец встречать Леночку не будет, махнул рукой на предрассудки и захватил с собою огромный букет гладиолусов.

В роддоме шикарный букет оказался в руках у Леночки, а Борису всучили двух малышей, укутанных в пеленки. Он держал в руках два маленьких свертка, из которых торчали крохотные розовые головки, слепые и сморщенные.

До рождения ребенка Борис возненавидел его разумом. Так вышло, что родились двойнята, и ненависть Бориса могла бы удвоиться. Но взяла верх жизнь, а не арифметика. Он бережно нес к такси двух беззащитных человечков, кожица которых была тонка, словно пленочка на дольках мандарина. В них не текла его кровь, но струилась кровь его любимой. Разум испытывал горечь, но сердце искренне радовалось, душа смеялась, а ненависти не было вовсе.

Малыши были такие славные и смешные. Когда медсестра, приняв его за отца, произнесла принятое в подобных случаях «Вылитый папа!», Боря усомнился, как это она умудрилась это разглядеть. Он попросил уточнить, какой именно. Медсестра ответила не задумываясь: «Оба!» Борис невольно улыбнулся. Глядя на него, улыбнулась и Леночка. Было видно, как она ослабла и похудела во время родов, но от этого не стала менее красивой. Боря любил на нее смотреть, когда она была в хорошем настроении. Он хотел обнять ее, но руки были заняты. Он думал: быть может, еще не все потеряно. Подумаешь, двое детей, разве это меняет дело…

В суете пронесся день. Наступил следующий. Боря притащил люльки, приобретенные по дешевке. Лена собиралась кормить малышей. Она попросила Бориса выйти или хотя бы отвернуться. Какие вопросы, конечно. Он подошел к окну и машинально окинул взором еще не обработанные секатором ряды кустарников в саду. Взгляд не обошел стороной две подвижные точки, передвигающиеся с приличной скоростью по газонам в направлении кирпичной пристройки. Борис не поверил своим глазам…

«С чем пожаловали эти урки-диверсанты?» – Он не упустил возможности лишний раз ухмыльнуться про себя. Эти двое, что приближались перебежками от дерева к дереву, были его давними знакомыми. Седой и Кабан. Однако Борис тут же одернул себя. В памяти промелькнула недавняя встреча возле собора, их странное поведение там и несуразная чушь, которую наплел ему епископ.

«О чем они могли беседовать с Симеоном? Что им здесь надо? Раньше не наблюдал за ними такого бешеного энтузиазма. Прыгают, как кузнечики. Будем надеяться, хоть сегодня все прояснится. – Борис задумался. – Надо подготовиться к встрече старых дружков. Угадать, чем она закончится, я не берусь». Он обернулся к Лене. Она переполошилась:

– Ну, Боря, я же просила не смотреть.

– Лена, срочно бери детей, – нахмурив брови, произнес Борис. – Придется тебе вылазить отсюда через окно. Прошу тебя, не задавай никаких вопросов. Я тебе все потом объясню. Закроешься на застекленной веранде и никаких звуков. Не открывай никому, кроме меня. Все, скорей. Я говорю, скорей. Нет времени объяснять.