Владимир Вера - Леди GUN

– Что случилось, папа? – В дверях стояла испуганная Леночка. Симеон увидел девушку. Она была ослепительна. Чуть приоткрытые губы вновь проговорили: – Что здесь происходит?

Симеон, глядя на эти растрепанные вьющиеся пряди, ниспадающие на плечи, на тонкие извилистые брови, оттеняющие огромные карие глаза, почти забыл, зачем он оказался здесь. Пропажа иконы его не волновала. Такая ерунда никогда не всплывет, если он этого не захочет сам. Господи, а трясется этот идиот так, будто грянул Армагеддон. Как хороша его дочь!

– Это ваша дочь, отец мой? – Епископ переменил тон, встал напротив девушки и, скрестив на груди руки, посмотрел ей в глаза. Девушка не потупила взор. Она смотрела прямо в глаза Симеону. Епископ отвернулся, никто в епархиальном управлении не осмелился бы так на него смотреть. Наверняка она все слышала, тем лучше. Пусть знает, что ее папочка на крючке, его и ее будущее зависят от епископа.

– У вас милая девочка, отец Александр. – Слова Симеона в этой ситуации мало походили на комплимент. – Жаль, дочь моя, – обратился он к Леночке, – но вынужден сообщить вам, обстоятельства диктуют мне обратиться в Москву с ходатайством об отзыве отца Александра из Венской епархии. В приходе будет назначена доскональная проверка с целью выявления исчезнувшей церковной собственности. Вижу, вы расстроены. Поверьте, мне искренне жаль, нет ни малейшего желания травмировать вас. Вы так молоды и так красивы… – На лице епископа нарисовалось что-то смутно напоминающее улыбку. Леночка почувствовала нечто змеиное в сверкнувших глазах владыки. На нее часто заглядывались мужчины – она была знакома с этим животным блеском, но в глазах Симеона она прочла чудовищный приказ. Негодяй недвусмысленно давал понять, что именно ему нужно. Но она не могла поверить, перед ней глава епархии, она знала, что Симеон – монах.

– Объясните, наконец, в чем дело? В чем виноват мой отец? Что вы хотите от него? – спросила Леночка.

– Прошу прощения, дочь моя, время… Мне пора в епархиальное управление, нужно готовить послание в Москву. Батюшка все вам расскажет. Отец Александр, подготовьте объяснительную записку, подробную, и занесите в управление. Я ведь чувствовал, что здесь творятся темные дела. Ну, все, я покидаю это вместилище греха. Только покаяние вразумит вас, отец Александр, молитесь… А вы, девочка моя, можете вечером прийти на исповедь в кафедральный собор. Не откладывайте. Не стыдитесь покаяния. Надеюсь, оно не заставит долго ждать. До свидания… – уходя, владыка снова улыбнулся.

Леночка подошла к отцу, на глазах которого были слезы. Она обняла его и тоже заплакала.

Будущий епископ Симеон, тогда еще отрок Игорь, никогда не шалил в семинарии, он докладывал наставникам о провинностях послушников, чем снискал уважение начальства и ненависть соучеников. Эта ненависть в условиях духовного училища не грозила перерасти в расправу, так что порождала лишь страх и нежелание общаться с ябедником. Игорь не был затворником. Поэтому нашел собеседника и друга в лице сурового, но справедливого директора, который всегда советовал не обращать внимания на тех, кто ничего не решает.

В юношеские годы семинарист-отличник был полон надежд и иллюзий, которые переполняли его бурлящую душу. Он рано понял, что только взвешенность действий и обдуманность поступков может принести успех в карьере, а значит, в жизни.

Закрывая глаза в жесткой постели, которая, как и десятки других таких же кроватей в полуказарменном помещении спальни воспитанников, каждый день напоминала о серой убогости неприхотливого существования семинаристов, Игорь неизменно представлял себя облаченным в патриарший куколь и засыпал в картинках приятных сновидений, окруженный роскошью и почитанием. Вокруг все только и сплетничали о патриархах, митрополитах и крупных сановниках духовенства. Он тоже хотел, чтобы о нем говорили, мечтал о славе, о власти.

Когда в семинарию приехал с инспекцией Патриарх всея Руси, Игорь втихомолку восторгался его манерой держаться, сопровождавшей его свитой, атрибутами комфорта, как то: автомобиль, охрана, симпатичная служка. Уж эти владыки, которые стоят над всеми, точно посвящены в какую-то высшую тайну, скрепленную семью печатями. Они наверняка прошли последний обряд посвящения и знают что-то самое важное, о чем им, простым смертным, ни за что не поведают…

Каждым жестом, каждым произносимым словом патриарх подчеркивал свою исключительность и недосягаемость. Это было в глазах Игоря высшим показателем неограниченной власти. После отъезда патриарха он знал, что приложит все силы, чтобы у него была такая же власть, и для этого он сделает все возможное.