Алистер Маклин - К югу от мыса Ява

Николсон с удивлением и внезапно проснувшейся тревогой быстро посмотрел на него.

— Так где-то поблизости японцы? Значит, они все-таки высадились на острове?

— Да, они уже здесь. — Телак махнул рукой на юго-восток. — Англичане и американцы по-прежнему воюют, но долго им не продержаться. Японцы уже захватили более дюжины городов и деревень в радиусе ста миль. Они поставили… как же вы это называете?… гарнизон в Бантуке. Большой гарнизон, под командованием полковника. Полковника Кисеки. — Телак потряс головой, словно поежившись от холода. — Полковник Кисеки — не человек. Он зверь. Но даже звери убивают только ради собственного выживания. Кисеки же отрывает людям — и даже детям — руки с такой же непринужденностью, как несмышленый ребенок — мушиные крылышки.

— Как далеко этот город от вашей деревни? — медленно спросил Николсон.

— Бантук?

— Да, где стоит гарнизон.

— В четырех милях. Не далее.

— В четырех милях! Вы приютите нас… в четырех милях от японцев! Но что же произойдет, если…

— Боюсь, долго вы не сможете у нас оставаться, — мрачно перебил Телак. — Мой отец, Трика, говорит, что это будет небезопасно. Повсюду — даже среди наших людей — доносчики за вознаграждение. Японцы схватят вас и заберут отца, мать, братьев и меня в Бантук.

— Как заложников?

— Можно сказать и так, — усмехнулся Телак. — Только заложники японцев никогда не возвращаются. Японцы очень жестокие люди. Поэтому мы вам и помогаем.

— Как долго мы сможем пробыть у вас?

Телак коротко посовещался с отцом.

— Пока это не будет угрожать нашей безопасности. Мы обеспечим вас едой, отдыхом и ночлегом. Наши деревенские старухи способны исцелить любую рану. Возможно, вы останетесь у нас на три дня, но не более.

— А потом?

Телак пожал плечами и молча продолжал путь по джунглям.

Они встретились с Маккинноном менее чем в ста ярдах от места, где предыдущей ночью шлюпку выбросило на берег. Он бежал, шатаясь из стороны в сторону, из красовавшегося посередине лба разреза на глаза ему струйками стекала кровь. Николсон, еще не получив никаких объяснений, понял, чьих это рук дело.

Разъяренный и посрамленный, Маккиннон винил во всем только себя, с самоуничижением человека, справедливо считавшегося воплощением опыта и надежности. Впервые он увидел большой тяжелый камень, лишивший его сознания, только когда пришел в себя. Никому на свете было не под силу бесконечно контролировать одновременно троих, чьи согласованные действия выглядели тщательно спланированными. Сайрен и двое его людей, по словам Файндхорна, двинулись на северо-восток, предварительно забрав у нокаутированного Маккиннона карабин.

Боцман всей душой ратовал за преследование, и Николсон, понимавший, какую опасность представляет оказавшийся на свободе Сайрен, был с ним солидарен. Однако Телак тут же отверг эту мысль, сказав, что найти беглецов в джунглях почти невозможно, и поиски человека с автоматическим оружием в руках, могущего легко затаиться, — равносильны самоубийству.

Прошло немногим более двух часов, как последние из носильщиков вступили в кампонг Трики — скрытую джунглями деревню. Худосочные, небольшого роста люди оказались на удивление крепкими и выносливыми и преодолели путь без единой передышки или передачи груза другому.

Вождь Трика оказался человеком слова. Деревенские старухи промыли и обработали гноящиеся раны, покрыв их холодными, успокаивающими мазями, приготовленными по неким таинственным древним рецептам, наложили сверху большие листья и закрепили все это при помощи полос хлопчатобумажной ткани. Затем их накормили, и накормили великолепно: курятина, черепашьи яйца, горячий рис, салат из креветок, ямс, сладкие вареные коренья и вяленая рыба были выставлены перед ними. Но чувство голода давно притупилось в них под каскадом обрушившихся невзгод, и они лишь из уважения к хозяевам притронулись к обильному угощению. Кроме того, сильнее голода была потребность в сне. Не было ни постелей, ни гамаков, — лишь циновки из волокон кокоса на чисто выметенном земляном полу хижины, показавшиеся сущим раем для людей, забывших о нормальном, полноценном сне. Они уснули, как мертвые.

Николсон проснулся среди спокойствия ночи: ни болтовни обезьян, ни криков ночных птиц, — никаких звуков вообще. Только тишина и темень, да две коптящие масляные лампы внутри хижины, свисающие с врытых около входа жердей.

Николсон проспал бы много дольше, но острые, мучительные покалывания в шею резко разорвали пелену сна. Окончательно проснувшись, Николсон увидел японский штык, приставленный к его горлу.