Андрей Константинов - Мент

— Полчаса, — сказал контролер. — Полчаса, не больше.

— Лады, Вадик, — ответил Лысый. — Все будет путем. Когда я тебя подводил?

Контролер вышел, щелкнул замком двери. Лысый протянул руку.

За дверью кто-то прошел. Скорее всего, тот самый контролер, который организовал встречу.

— Кстати, — сказал Зверев, — есть одна идея.

— Какая?

— Ты верно сказал: освободиться надо. Но это, по моим прикидкам, произойдет не очень скоро. — Сашка посмотрел на Лысого, тот кивнул. — Не очень скоро… но можно попробовать изменить режим.

— Это как? — голос Виталия звучал удивленно.

— Ты в курсе, что есть тюрьма на улице Лебедева?

— Детская-то? В курсе, конечно. А что?

— Нужно переводиться туда. Там условия содержания значительно легче.

Несколько секунд Лысый молча смотрел на Зверева.

— Там ведь малолетки, Саша… мы-то каким боком?

— Видишь ли, какое дело… Есть внутренняя инструкция ГУИН, согласно которой в каждой камере с малолетками должен находиться один взрослый. Милые детки, если их оставить без присмотра, устраивают такой беспредел — только держись! Поэтому и подселяют к ним мужика с крепким характером. Такого, чтобы сумел круто поставить на место. Понял?

— Понял, — оживился Лысый. — А как это сделать?

— Сделать это можно, используя наши возможности суммарно. Слушай…

За дверью снова прозвучали шаги. Сашка посмотрел на часы и начал быстро излагать Виталию свой план. Виталий слушал внимательно, кивал бритой головой.

— О'кей, — сказал он. — Я все понял… Завтра-послезавтра адвокат свяжется с твоим человеком. Думаешь, получится?

— Должно получиться, Виталий, должно. Еще года три назад было бы нереально, а теперь, в нашем бардаке беспредельном… Я вон сейчас шел сюда — Кирпича встретил. Идет дядя Слава по коридорчику тюремному, не скрываясь бутылку «Абсолюта» несет. Вот так!

— Опять Кирпича заарканили? — сказал, улыбаясь, Лысый. — Нужно будет с дядей Славой пообщаться… под «Абсолют».

Время еще оставалось. Посидели, покурили. На душе у обоих стало немного полегче: определились конкретные направления действий. Какой результат они дадут — еще неясно, но тем не менее всяко лучше, чем сидеть сложив руки и ждать, пока чужой дядя равнодушно решает твою судьбу.

— А знаешь что, Саня, — сказал Лысый, — не нравится мне вся эта история вокруг твоей подруги. Что-то здесь не так.

— В ней все не так, начиная с поведения Джабраилова. Не должен был он заяву написать. Ну никак не должен… а написал! Что-то его к этому подтолкнуло. Но что?… Я предполагаю, что это мог быть большой мент. Вот только как он-то узнал? От кого?

— Либо от — извини — женушки своей, либо от Магомеда. Других, Саша, вариантов нет.

— От Насти? — спросил, выдыхая дым, Зверев. — Нет, это совершенно нереально. Нет, Виталий, нет. Скорее всего, Паша барыге не доверял и подвел к нему человечка, а тот и засек что-то неладное…

— Слеп ты, Саня, как все, — Лысый усмехнулся, — влюбленные. Дельце-то с душком, и все стрелки на тебя сводятся. И если бы я тебя не знал…

— Тогда — что?

— Сам понимаешь — разговор был бы другой. Стас предлагал с тобой поработать. А он — поверь мне — это умеет.

— Верю, — сказал Зверев с улыбкой. Он отлично представлял, какими методами действуют братаны, когда нужно разговорить человека.

В коридоре послышались шаги, время рандеву истекло.

А попить «Абсолюта» с дядей Славой Лысому не пришлось. Когда Кирпича привели в хату, случилась вот какая история. Глупая, почти неправдоподобная, но факт, как говорится, имел место [22].

— А ты что за конь? — спросил Кирпича покрытый татуировками тщедушный мозгляк с гнилыми зубами. Он сидел, свесив ноги со второй шконки, и чесал пятерней впалую грудь. Обращаться так к Кирпичу не следовало. Это была первая ошибка. Бродяги так себя, не ведут… Дядя Слава усмехнулся. И вот тут отмороженный увидел просвечивающую сквозь полиэтиленовый пакет бутылку! И совершил вторую ошибку.

— А это у тебя что в пакете? — спросил он.

— Водка, — ответил Кирпич.

— А ну давай сюда!

— Почему? — наивно спросил Кирпич.

— Ты, фраер локшовый, с вором разговариваешь! Место твое у параши. Давай сюда водяру, фраерок.

— А-а… ну если с вором, — сказал Кирпич. — Тогда конечно… бери.

Гнилозубый спрыгнул на пол, прошлепал босыми ногами, вырвал пакет. А дядя Слава отошел в угол, присел на корточки и просидел там до утра. Водку вылакали три придурка. Едва не подрались. Гнилозубый пытался спеть песню про то, как Маруся отравилась, но дальше первого куплета добраться не мог… Кирпич с закрытыми глазами сидел в углу.