Андрей Константинов - Мент

А подружка поплакала-повздыхала и так же внезапно успокоилась:

— Да живая она… обошлось. Там, слава Богу, врач случайно подвернулся, нашел ее на лестнице. Не он бы, так неизвестно, что могло бы быть.

— Где она лежит? — спросил Зверев.

— В Сведловке. Хотите навестить?

— Э-э… надо бы, да вот и не знаю…

— К ней все равно не пускают… Я пыталась, но даже с удостоверением судьи не пустили.

— Благодарю вас, всего доброго, — сказал Зверев сухо и положил трубку. Ему стало немножко легче — живая она… обошлось.

Зверев побрился электробритвой Косаря, критически посмотрел в зеркало. Пьянка, стресс, бессонница… страх. Темные круги под воспаленными глазами.

Посмотрим, как там они не пускают… Он посчитал деньги в бумажнике. Оказалось, тридцать шесть рублей. Два червонца положил на табуретку в прихожей, вышел, захлопнул за собой дверь.

Обошлось, сказала подружка по бабским разговорам… обошлось. Он только сейчас сообразил, что даже не спросил: как состояние Насти? Какие, собственно, у нее ранения? Эх ты, опер! Растерялся, расклеился, только что сопли не распустил. А тебе теперь работать надо! Пахать. Найти того подонка или подонков, которые ранили Настю… если тебя раньше не возьмет ОРБ.

В трамвае Зверева окружали такие же угрюмые и похмельные морды, как у него самого. Он, в принципе, ничем не отличался от массы жителей северной столицы. Озабоченные ростом цен, неопределенностью будущего, шоковой терапией, угнетенные от выпитого вчера, хмурые ехали люди. И все-таки… все-таки ни одного из пассажиров этого трамвая не разыскивала милиция. Ни над одним из них не висела угроза ареста. И, в конце концов, ни один из них не подставил любимую женщину под нож. А он, Сашка Зверев, подставил.

Неожиданно он ощутил на себе чей-то внимательный взгляд. Неприятно заныло в подреберье. Неужели — все?… Маловероятно. Почти невероятно. Но… ты же сам знаешь, как ЭТО бывает. Стремительное движение двух неприметных мужчин с разных сторон… сильные руки Не дергайся, Зверев, ты арестован!… Щелчок наручников, торжествующая улыбка.

Сашку сильно толкнули в бок. Он резко развернулся. И встретился глазами с человеком, который его разглядывал… Толик-Кнут, карманник с Лиговки. Толик приветливо улыбнулся, Зверев ответил кривой ухмылкой. Сердце колотилось. Мерзко скрежетал на повороте трамвай.

В палату, где лежала Настя, действительно не пускали. Но удостоверение еще лежало в кармане… Оно все еще обладало магической силой и способностью быстро открывать многие двери. Для этого, правда, пришлось дождаться заведующего отделением. Красивый пожилой грузин повертел в руках ксиву, хмыкнул и сказал:

— Сколько же вы ее мытарить-то будете? Прокуратура, розыск, судейские чины… бегаете толпами, а проку нет никакого.

— Извините, служба у нас такая, — неохотно сказал Зверев.

— Вот скажите, молодой человек, вы найдете тех, кто это сотворил?

— Я сделаю все, чтобы их найти, — ответил Сашка твердо. Он плотно сжал губы, выражение лица стало жестким. Врач внимательно посмотрел на него, сказал:

— Ну-с, желаю успеха. Можете поговорить с Анастасией э-э… Михайловной. Очаровательная, доложу я вам, женщина.

Я знаю, — чуть было не сказал Сашка. …Настя смотрела огромными темными глазами. Лицо выглядело очень бледным. И чувственные коралловые губы побледнели, вытянулись в длинный блеклый мазок акварели. И бинты на голове… Господи! Какой же я идиот. Опер, блин! Ни разу не удосужился спросить, как ее ранили. Все казалось — ножом. Почему ножом?… Идиот, лох, дешевка!… бинты на Настиной голове лежали аккуратной марлевой шапочкой. Белые как снег. Страшные, как вдовья вуаль. И глаза Настины огромные смотрели в лицо Звереву МОЛЧА. …Почему она так смотрит?… Почему ты так смотришь? Почему?

— Почему ты так смотришь на меня, Настя?

Ресницы дрогнули, скривились бледные губы… и слеза показалась в уголке глаза. Ах, вы, слезы женские! В каратах вас не взвесишь… не измеришь… да и вообще никогда ничего про вас не поймешь.

— Как ты? — задал Зверев глупый вопрос и неловко двинулся к кровати. Шторы в палате были задернуты, горел светильничек в изголовье, и в его свете смотрели темные глаза с родного лица…

— Ты что, добить меня пришел?

Сашка показал пальцем на стакан, и бармен равнодушно налил еще водки. За его спиной искрились десятки бутылок со спиртным. Цены здесь были аховые, и Сашка даже не знал, хватит ли остатков его денег. Какое, к черту, это имеет значение?