Андрей Константинов - Травля лисы

Но это в случае, если бы за дело взялись люди заинтересованные и квалифицированные. Облеченные реальной властью, способные организовать «прослушку» и «наружку». Только на таких условиях за неопределенно-длительный срок можно собрать достаточные улики. В принципе, Купцов и Петрухин могли бы обеспечить даже эти условия. За очень большие деньги. Но Лиса, услышав названную сумму, зажалась. Брюнет финансировать розыск Слепого Киллера тоже не собирался. Купцов высказался в том смысле, что известный афоризм «Все решают кадры» нуждается в реформе и должен звучать так: «Все решают бабки».

Петрухин в ответ проворчал, что идея купцовская отнюдь не нова. Купцов согласился:

— Да, не нова идея. Отнюдь не нова. И вообще — это не идея, а простая констатация факта. Но если вдуматься, то именно в фактор денег все нынче упирается и именно в этом нужно искать причины нынешнего плачевного состояния всей системы МВД в целом и уголовного розыска в частности.

Купцов произнес эту длинную фразу на одном дыхании, возбужденно и раздраженно. Он при этом не обращался ни к Петрухину, ни к себе. Обычно сдержанный и уравновешенный Леонид Николаевич Купцов просто изливал душу… циничную ментовскую душу. Весь цинизм майора Купцова сводился к тому, что Леонид Николаевич никак не мог понять: почему государство так равнодушно к своим гражданам? Почему оно упорно не может найти денег на медицину, образование, МВД? Почему застенчиво не замечает накрывшего общество вала наркомании? Неужели не очевидно, что беда уже пришла в дом и плодит, плодит, плодит будущих воров, грабителей и проституток? Что ежегодно, по самым скромным подсчетам, от наркоты вымирает полностью город с населением, как Псков или Новгород… Куда там Чечне!

…Купцов попросил сигарету, закурил, потом сказал:

— Надо обострить ситуевину.

— Да, — сразу же отозвался Петрухин. — Ждать, пока они снова захотят пострелять, можно довольно долго. Надо ребятишек подтолкнуть к активным действиям. У меня, кстати, господин инспектор Купцов, есть на этот счет идейка.

Второй вечер партнеры проводили в кафе «Глория». В том самом, где стоял таксофон. Вчера они просидели впустую: ни Любовница, ни Марина так и не появились. Собственно говоря, у партнеров и не было стопроцентной уверенности, что эти дамы появятся…

— Могут и не прийти, — сказал Купцов.

— Придут, — ответил Петрухин. — Куда денутся? Не смогут они упустить такой шанс. Ты бы упустил возможность решить все одним звонком? Один звонок — и нет человека! Без всяких киллеров-шмиллеров, без стрельбы… Это ж чистый мед, Леня. Вот скажи: ты бы такой шанс упустил?

— При чем здесь я? Я же не Любовница. Петрухин на это сказал:

— Правильно, и ты бы не упустил ни в коем случае.

Они сидели в кафе уже второй вечер и определенно привлекали к себе внимание: сидят два мужика, почти не пьют. Знай себе садят кофе и сигареты. Разговаривают очень мало, на заходы местных путанок не реагируют… так какого рожна они здесь пасутся? Менты? Вроде не менты… очень уж легко заказывают дорогой кофе и коньяк. И курят «Мальборо».

Жулики? Не-а, не жулики. Повадки не те.

Вчера вечером к ним даже подсел один из местных завсегдатаев. Для разведки. Пообщался с партнерами минуты полторы, попытался назвать братанами, был коротко и энергично поставлен на место. Ничего не понял, но вынужден был отвалить. На расспросы местной приблатненной шелупони уважительно произнес: «Крутые, бля!»

Вчера ни Марина, ни Любовница так и не появились. Марину партнеры опознали бы обязательно — взяли у Лисы фото. Фото Любовницы у них не было, но если бы она сделала звонок — пусть не из кафе, а из любого другого таксофона, что, впрочем, было маловероятно, — Лиса немедленно сообщила бы об этом… Однако вчера никто ей так и не позвонил.

— Пришли, — негромко сказал Купцов.

Сегодня он сидел лицом к вестибюлю, контролировал таксофон и всех входящих-выходящих. Петрухину очень хотелось обернуться, но он, разумеется, этого не сделал. Только кивнул головой и посмотрел на часы. Было девятнадцать сорок четыре. Все в цвет, все — как и рассчитывали.

…Вчера Лиса позвонила своей подруге Марине. Закатила истерику. Кричала, что не хочет больше жить. Что ей все уже опостылело. Она больше не может! И если будет еще хотя бы один звонок от этой мерзавки-любовницы, она — Таня — наложит на себя руки… Марина говорила: «Успокойся, Таня, успокойся. Хочешь, я сейчас к тебе приеду?»