Андрей Константинов - Судья (Адвокат-2)

В темноте лица Олега было не разглядеть, но по его прерывистому дыханию Сергей понял, что Званцев просто в ауте от свалившейся на него новости. После долгой паузы Олег наконец взял себя в руки и спросил:

— Почему же Катька молчала все эти восемь лет? Ну, сначала еще понятно — а потом-то? Мы же расписались…

— Почему-почему… — на этот раз завелся Челищев. — Жизнь у тебя очень красивая, вот почему!

Олег сердито засопел:

— Можно подумать, что твоя жизнь лучше! Все мы из арестантского мира…

— Вот-вот! — язвительно продолжил Челищев. — Тебе хоть раз в голову приходило, что ни одна баба не хочет, чтобы ее ребенок в таком мире рос?

— Много ты понимаешь! — взорвался Олег и схватил Челищева за грудки. — Да она сама… А ты… Ты, стало быть, ее пожалел, утешил да еще и трахнул заодно, паскуда!

— Убери руки, мудак! — Сергей локтем сбил захваты рук Званцева, оба напряглись и тут же одновременно замерли, прислушиваясь к звукам сверху. Там продолжали топать тяжелыми казенными сапогами.

Постепенно успокоившись, Сергей и Олег отпустили друг друга и снова надолго замолчали. О чем они думали, что вспоминали? У обоих было и что вспомнить, и над чем задуматься.

— Олежа…

Званцев вздрогнул. Когда-то, очень давно, Сергей называл его так в те минуты, когда они говорили о чем-то очень важном и сокровенном. Все эти разговоры остались в далекой прежней жизни. Да и была ли она?

— Чего тебе? — буркнул Олег, сердясь на себя за то, что, когда Сергей назвал его «Олежей», у него екнуло сердце.

— Олежа… Ты меня выслушай, не перебивай… — Челищев глубоко вздохнул, словно перед нырком, потом медленно выдохнул. — Мне очень плохо, причем уже давно… Я, Олежа, жить не хочу, да и не могу… Только сам мучаюсь и остальным горе приношу… Мне от тебя смерть принять будет легче, чем от кого-то, только ты меня похорони по-человечески, к Вальтеру не вози…

— Ты че? — опешил Олег. — Ты че городишь-то?

— Подожди, не перебивай, — Сергей нашел в темноте руку Званцева, тот для вида попытался вырвать ее, но Челищев вцепился в нее крепко.

— Олежа… Пора точки расставлять… Я — лишний в раскладе. Не будет меня — всем станет хорошо. Тебе. Кате. Да и мне тоже… Об одном жалею — не хватило сил упыря этого кончить, Виктора Палыча… Я его напоследок оставил, да вот — не хватило меня… С тобой хотел сквитаться, да тоже уже рука не поднимается.

— Серега, — голос Званцева был полон растерянности и тревоги. — Серый, ты что, бредишь? Ты чего несешь-то? За что сквитаться-то?

Челищев продолжал говорить свистящим полушепотом, будто не слыша Олега:

— Это я Катерину определил в «Кресты».

— Что?! Ты?!

— Я.

Званцев закрутил головой, отказываясь верить услышанному. Олег почувствовал, что если сейчас он не поймет, что происходит с Сергеем, то будет жалеть об этом весь остаток своих дней.

Олег с усилием сглотнул и спросил по возможности спокойно:

— А зачем… ты ее в «Кресты»? Челищев усмехнулся:

— Ты еще не понял? За отца и мать… Я думал, ты сам догадаешься… За предательство, которого я от вас не ожидал.

Званцев долго молчал, переваривая полученную информацию, потом положил Сергею руку на плечо и спокойно и жестко сказал:

— Значит так: чтобы нормально во всем этом винегрете разобраться, ты мне сейчас подробно и обстоятельно все расскажешь. Как постороннему, который вообще ничего не знает. А потом я тебе кое-что расскажу. Это наш единственный шанс разобраться.

— Зачем все это? — устало пожал плечами Челищев.

— Затем! — отрезал Олег. — Если тебе все равно, то мне — нет. Я, в отличие от тебя, с жизнью пока прощаться не собираюсь. А раз так, нужно размотать все эти непонятки… Давай, Серега, не тяни. Излагай все по порядку, как у батюшки на исповеди.

Челищев помолчал немного, вздохнул и начал рассказывать равнодушным тусклым голосом…

Он говорил минут сорок, и Олег ни разу его не перебил; лишь пару раз, когда Сергей останавливался перевести дух, Званцев нетерпеливо подгонял его:

— Дальше, дальше…

Закончив свой рассказ, Челищев в изнеможении прислонился к стенке тайника. По лицу его струился пот — может быть, его вызвали невеселые воспоминания, а может, просто в тайнике становилось слишком жарко от дыхания двух мужчин.

— М-да, — крякнул Олег. — Слов нет, одни буквы… И за весь этот набор ты решил со всеми нами поквитаться… Челищев невесело хмыкнул:

— Я, Олежа, буду на самом деле рад, если ты поставишь точку во всей этой чехарде. Мне с такими темами на сердце жить невмоготу. А вы — живите… Только попомни мое слово — когда-нибудь Антибиотик убьет и тебя…