Андрей Константинов - Журналист

Лена широко распахнула глаза.

— И что же я должна сделать, чтобы вы заснули?

— Э… э… — Андрей замялся, потом вдруг понял некую двусмысленность своей фразы и смешался окончательно.

— Я имел в виду не то, чтобы… а даже наоборот. В смысле… Ну, я подумал, может быть, вы мне что-то расскажете…

— Сказочку? — Стюардесса уже откровенно издевалась над Обнорским, и он, вздохнув, кивнул:

— Извините… Я, наверное, действительно похож на придурка… Я не хотел вас обидеть.

Лена рассмеялась, продемонстировав шикарные белые зубы, оглянулась еще раз и вдруг, похоже неожиданно для себя самой, сказала:

— Ладно, я сейчас доразношу и подойду к вам, пассажир. Раз уж вы такой впечатлительный.

— Это не я впечатлительный, это вы — впечатляющая. Честно.

Лена хмыкнула и пошла дальше по салону, а Андрей полез за новой сигаретой. Обнорский удивлялся самому себе — что это на него накатило такое, раньше для него всегда было проблемой познакомиться с понравившейся девушкой, хотя уродом он не был, наоборот, девчонки сами проявляли к нему интерес, но тем не менее Андрей никогда не чувствовал себя с ними уверенно. Притом, что на факультете его почему-то считали бабником, его сексуальный опыт был совсем небогат.

— Ну, и что же вам рассказать? — Вернувшаяся Лена присела на краешек кресла через проход от Андрея.

— Не знаю, — ответил Обнорский. — Вы москвичка?

— Москвичка.

— А я из Ленинграда, — сказал Андрей и чуть было не ляпнул: «А вот жена моя — москвичка», но вовремя осекся. — Я в Йемен на практику лечу. На переводческую.

— Правда?! — удивилась Лена. — Вы знаете арабский?

— Да, — важно сказал Обнорский, но снова осекся, сморщил нос и добавил: — Если честно, то я не знаю, знаю я его или нет. Мы в университете классический арабский учили, а в Йемене, говорят, диалект такой, что ничего не понять… И вообще, я четыре курса только закончил и с живым арабом лишь однажды говорил, но этот араб — из эмигрантов, он в Союзе уже лет пятнадцать живет, на русской женился, сам наполовину русским стал. Так что как я переводить буду — это еще вопрос. Могут и выгнать — говорят, такие случаи бывали.

— Ничего, — сказала Лена. — Все у вас получится. Я это чувствую.

— Спасибо, — улыбнулся Андрей и спросил: — А вы давно на международных линиях летаете?

Лена взглянула на часы, прищурила глаз и ответила:

— Да уж сколько… часа три уже как летаю.

— То есть?… — не понял Обнорский.

— Ну, у меня это первый международный рейс. И я, кстати, тоже очень волнуюсь.

Они посмотрели в глаза друг другу и рассмеялись. А потом Андрей начал рассказывать Лене о своем факультете, об арабских странах — то, что им читали на лекциях об исламе и эпохе великих арабских завоеваний. Они проболтали минут тридцать, и когда Лена наконец встала, у Обнорского возникло странное чувство, что он уже давно знаком с этой девушкой. Чувство это было тем более странным, что о себе Лена практически ничего не рассказала… Андрей не заметил, как уснул после ее ухода. (Потом он очень жалел, что проспал посадку на дозаправку в Каире. Впрочем, в те времена отношения между Египтом и СССР были уже такими, что из транзитных самолетов все равно никого не выпускали, даже в аэропорт.)

Его разбудил яркий солнечный свет, бивший из иллюминатора. Самолет летел над морем, и невиданная яркость красок ослепила Андрея: сине-бирюзовое море, лазурно-голубое небо и густой желтый солнечный свет — все это было как на какой-то полузабытой картинке в детской книжке…

Стюардессы разносили завтрак.

— Как вы себя чувствуете, Андрей? — спросила Лена, ставя перед Обнорским небольшой пластиковый контейнер с куском курицы, сыром, маслом и чем-то еще.

«Интересно, — подумал Андрей. — Как это она, поспав не более трех часов, умудрилась остаться такой свежей и жизнерадостной?» Обнорский оглядел Лену восхищенными глазами и ответил:

— Я чувствую себя прекрасно, потому что такая красивая женщина подает мне завтрак в такое солнечное утро. Может быть, я еще сплю?

Лена фыркнула и чуть зарделась.

— Вы завтракайте лучше, а то пока будете комплименты говорить — все остынет… Вас на вашем факультете специально учили девушкам головы кружить?

— Нет, — серьезно ответил Обнорский. — Это у меня природное. — И он погладил сам себя по черной, спутанной после сна шевелюре.

Лена засмеялась и хотела что-то ответить, но тут к ним подошла старшая бортпроводница, глянувшая на них со снисходительной улыбкой взрослого человека.