Андрей Константинов - Журналист

— Холодно уже, наверное? Снег выпал? Обнорский пожал плечами:

— Не жарко, естественно, но снега еще нет. Дежурный грустно покачал головой:

— А я, хлопчик, снега уже три года не видел. Отпуска — летом. Снится мне снег все время.

Мужик вздохнул и стрельнул у Андрея сигарету. Посидели молча, потом Обнорский поднялся:

— Пойду с ужином что-нибудь придумывать.

— Давай, только воду кипяти как следует. Вода здесь — полное говно, я тебе скажу, почки у всех летят…

«Интересно, — думал Андрей, поднимаясь на террасу. — А есть здесь что-нибудь, что не говно?»

Ничего придумать с ужином он не успел — его приготовления прервал короткий стук в дверь. Обнорский, удивляясь про себя, кто бы это мог быть, открыл увидел на пороге маленького круглого человечка в странной пятнистой форме и кроссовках. Лицо незнакомца выражало радость и вообще свидетельствовало о большом внутреннем жизнеутверждающем потенциале.

— Салям алейкум! — воскликнул пятнистый человечек, входя в комнату. — Ну наконец-то! А то я тебя вже так ждал, шо прям и не знаю аж как!

У гостя был забавный южнорусский говорок, и ничего не понимающий Обнорский невольно улыбнулся.

— Здравствуйте… Вы меня ждали?

— Та ты шо! Как невеста первого разу!

— Да вы проходите, проходите, — засуетился Андрей. — А вы меня ни с кем не путаете?

— Ха! Спутаешь тебя! Мне вже тебя так расписали — ты шо! Высокий, красивый, чернявый… Андреем зовут?

— Да, — промямлил Обнорский. — А собственно…

— Ну вот, — продолжил мужичок, разглядывая комнату. — А я Дорошенко Петро Семенович, майор Советской Армии, так шо люби и жалуй. Тамам? [16]

— Тамам, — машинально ответил Андрей и, догадавшись, воскликнул: — А, так вы, наверное, мой советник?

Дорошенко залился мелким заразительным смехом и хлопнул себя по ляжкам.

— Не, хлопчик, ты еще трошки не дорос, чтоб у тебя майоры в советниках были. А советник я командира Седьмой парашютно-десантной бригады спецназа подполковника Абду Салиха Юсуфа — кстати, он классный мужик, у нас в Союзе в академии учился… Мафгум?

— Мафгум, — кивнул Андрей. — А мне сказали…

— Плюнь! — посоветовал Дорошенко. — Плюнь и забудь, тут все кому не лень плетут разное, ты меня слушай. Со мной, хлопчик, не пропадешь. Но горя хватишь.

И он снова залился смехом.

— Да вы садитесь, — спохватился Андрей. — Сейчас я чего-нибудь быстренько…

— Ни-ни-ни, — замотал головой Дорошенко. — Ни быстренько, ни средненько. Собирайся-обувайся и пошли буду тебя кормить и одевать. Кто из нас из Союза прибыл? Ты или я? Так шо — без всяких марципанов. Как-никак я тебе начальство. Мафгум?

Андрей кивнул и улыбнулся. (Позже выяснилось, слово «марципан» было излюбленным выражением Дорошенко — им он обозначал такие понятия, как «церемонии», «проблемы», «сложности» и ряд других, выражаемых обычно в офицерской среде матерными эквивалентами. За это Петр Семенович получил, естественно соответствующую кличку — Марципан, которая очень подходила к его забавному внешнему облику.) По дороге майор не переставая сыпал словами:

— Здесь шо главное? Хотя бы раз в день горячая пища! И — горячая жидкость, тот же чай, если супа нет. Это лязим [17]помнить. А всякая сухомятка, лимонада — это сплошной муштамам [18].

Квартирка у Дорошенко оказалась маленькой, но чистой: холл, спальня, кухня и совмещенный санузел.

— Ну как? — спросил Петр Семенович, обводя свою квартиру довольным взглядом. — Хоромы! Ты б видел, в каких общагах мы с моей жинкой в Союзе жили… Жуть кошмарная, вспоминать на ночь не хочется — стенки тоненькие, фанерные, все слышно, ни потрахаться толком, ни поскандалить со своей бабой от души нельзя — соседи советами замучают… А ты женат?

— Женат, — кивнул Андрей, — но супруга в Москве осталась.

— Приедет?

— Нет, я же на год всего. Я практикант.

(К советским офицерам в некоторых странах разрешалось приезжать женам, но только в том случае, если срок командировки был более полутора лет. Все остальные вне зависимости от семейного положения считались холостяками и получали за это не полный оклад, а 80 процентов. Это дикое положение было отменено лишь 1990 году.)

— Да, — сочувственно вздохнул Дорошенко. — То муштамам. Мужику без бабы плохо. Да и бабе тоже — они ж, если честно, тоже люди, заблядовать могут… Я, конечно, твою в виду не имею… А мужику так вообще тоска — я свою два месяца не видал, спать ложусь — одежную щетку под руку кладу.

— Зачем? — удивился Обнорский.