Андрей Константинов - Журналист

Минут двадцать они рассказывали друг другу, чем занимались в прошедшие с их последнего разговора в Йемене годы. Впрочем, рассказывал о себе в основном Обнорский, Сандибад же сказал только, что, выбравшись в сентябре 1985 года из Адена, сначала жил в Ливане, потом некоторое время провел в Испании, а потом занялся торговлей в Ливии. Палестинец явно многого недоговаривал, но Обнорский этому не удивлялся, он понимал, что в жизни офицера Фронта национального спасения Палестины было много такого, о чем лучше не спрашивать — все равно не ответит…

Наконец Андрей не выдержал и спросил:

— О каком деле ты хотел поговорить со мной? Сандибад долго молчал, потом взял со стола пачку «Ротманса», достал сигарету и прикурил от массивной золотой зажигалки.

— Помнишь, я показывал тебе в Адене одну фотографию, где два человека разговаривают на пляже Ару-сат эль-Бахр?

— Конечно, помню, — кивнул Обнорский, сразу мрачнея. Разве он мог забыть тот снимок, на котором были запечатлены майор Мансур и капитан Кукаринцев! Эх, если бы тогда поверил до конца Сандибаду…

— Так вот, — продолжал Сандибад, разгоняя рукой сигаретный дым, который красиво выпустил из ноздрей. — Один из тех людей погиб во время боев в Адене, а второй — второй остался жив.

— Мансур жив? — удивился Андрей.

— Нет, — покачал головой Сандибад, — майор Мансур как раз погиб — это я знаю абсолютно точно. Выжил второй.

— Что?! — даже привстал со своего кресла Обнорский. — Ты хочешь сказать, что Кука жив?

— Да, — кивнул Сандибад. — Я хочу сказать, что тот офицер, который работал в Южном Йемене под именем капитана Кукаринцева, — жив.

— Но мне сказали… — попытался возразить Андрей, но Сандибад прервал его взмахом руки:

— Да, я знаю. Он действительно был тяжело ранен. И впоследствии даже говорили, что он умер от ран в Москве. Но это не так. Не спрашивай, как мне удалось узнать это, я многого не имею права тебе раскрывать… Дело в том, что я долгие годы искал его, потому что именно на его совести была гибель Мастера и Профессора… Именно он стоял за переадресовкой нашего оружия сторонникам президента Насера в Абьян. Я знал, что не успокоюсь до тех пор, пока не найду этого капитана живым или не плюну на его могилу. Так вот, повторяю, он — жив.

Наступила долгая пауза, во время которой Обнорский трясущимися пальцами пытался достать сигарету из пачки. Сандибад дал ему прикурить от своей зажигалки, и после первой затяжки Андрей хрипло спросил:

— Где он?

Палестинец усмехнулся и посмотрел Обнорскому прямо в глаза.

— Ты очень удивишься, маленький братец, но сейчас он в Триполи.

— В Триполи? — Андрею показалось, что он ослышался.

— Да, в Триполи, — кивнул Сандибад. — Раньше он прилетал сюда из Союза на несколько дней, а потом возвращался… А теперь находится здесь постоянно. Вот он, смотри…

Сандибад достал из кармана небольшую цветную фотографию, с которой на Андрея глянуло незнакомое лицо. Обнорский недоуменно поднял глаза на палестинца:

— Но это же… Это не Кука, ты ошибся, Сандибад, это какой-то другой человек!

Палестинец покачал головой:

— Нет, Андрей, это именно тот человек, которого ты называешь Кукой. Ему просто сделали пластическую операцию, изменили внешность и имя. Но это — он.

Обнорский повнимательнее вгляделся в снимок — лицо было абсолютно незнакомым. Рот, нос, подбородок, линия бровей не имели ничего общего с чертами лица Кукаринцева. Может быть, только в глазах, во взгляде почудилось что-то знакомое… Нет, это слишком невероятно… Андрей, конечно, слышал об операциях по изменению внешности, точнее, не столько слышал о них, сколько читал в шпионских романах, но сталкиваться с этим в реальной жизни ему не приходилось. Если бы встретил изображенного на фотографии человека на улице — ему и в голову не пришло бы, что это Виктор Вадимович Кукаринцев, тот самый, который пять лет назад в Адене пытался убить Обнорского выстрелами в спину… Но как же тогда его смог узнать Сандибад? Андрей положил снимок на стол и, закусив губу, спросил:

— Откуда ты можешь это знать? Почему ты так уверен?

Сандибад вздохнул и закурил новую сигарету.

— Не обижайся, маленький братец, я уже говорил, что многих деталей не смогу тебе раскрыть. Скажут только одно — чтобы идентифицировать этого человека, было потрачено очень много времени и сил. И денег. Так что придется тебе поверить мне на слово. Если ты вообще мне доверяешь.

На реплику о доверии Обнорский не ответил. Хмурясь и поглаживая левый висок, он продолжал рассматривать лежавший на столе снимок. После долгой паузы Андрей наконец спросил: