Андрей Константинов - Журналист

Попадались, правда, и среди особняков нормальные ребята. Андрей, например, всегда с теплотой вспоминал майора со смешной фамилией Пенечек, с которым ему пришлось поработать в 1987 году в одном маленьком городке на Украине, куда Обнорского послали в командировку обеспечивать сопровождение и обучение на военном заводе группы сирийских офицеров. С майором Пенечком, местным особистом, Андрей познакомился, естественно, в день прибытия в городок, а уже на следующий день они, сев у Пенечка дома культурно «выпить-закусить», скатились в чудовищный недельный запой, плюнув на разом осиротевшую сирийскую группу. Пенечек только что вернулся из Афганистана, где был дважды ранен, а у Обнорского не развеялись еще йеменские воспоминания. В общем, им было о чем поговорить за стаканом… «Поговорили» они с Пенечком хорошо — помимо того что сами пропились, что называется до рубля, так еще и «агентурные» деньги просадили и потом вместе ломали тяжелые с похмелья головы — как писать отчеты о потраченных средствах?

Но такие веселые ребята встречались среди особистов действительно крайне редко, и подполковник Радченко, судя по всему, к ним не относился. Он с самого начала беседы с Обнорским был подчеркнуто сух, официален и все время буравил Андрея своими немигающими рыбьими глазами, словно хотел загипнотизировать. Обнорский долго не мог понять причины, по которой подполковник заставил его явиться, потому что на первом этапе разговор шел о всякой ерунде: где Андрей учился, кто у него родители, чем занимаются жены — бывшая и, так сказать, действующая… Радченко, похоже, никуда не торопился, задавая вопросы, он тянул между ними долгие паузы, сам рассказывал какие-то маловразумительные байки, перескакивал с одной темы на другую… Все это выводило Обнорского из себя, он нервничал, но, внутренне сжимаясь, переламывал раздражение и отвечал особисту на все вопросы подробно и любезно.

Только часа через полтора изнурительного выяснения подробностей биографии Андрея (которые, кстати сказать, и так были хорошо известны, поскольку содержались в его офицерском личном деле) Радченко перешел наконец к тому, ради чего и вызывал Обнорского:

— Андрей Викторович, давайте вспомним некоторые подробности вашей еще совсем недавней работы в Бенгази…

— Какие подробности? — удивился Андрей. Ему пришло в голову, что, возможно, особист интересуется той историей с эскадрильей «МиГов», из-за которой, собственно, Обнорскому и пришлось перебраться в Триполи. Но при чем здесь Радченко? Вопросами, которые были так или иначе связаны с внешней разведкой, занимались совсем другие люди, и особый отдел не имел к ним никакого отношения.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что подполковник имел в виду под «некоторыми подробностями» совсем не тему с пропавшими самолетами. Радченко не спеша закурил, походил по кабинету мягкими, кошачьими шагами и наконец, видя, что Андрей молчит и ждет дополнительных «вводных», пояснил:

— Меня интересует организация, созданная при вашем непосредственном участии в гостинице для холостых советских специалистов и переводчиков в Бенгазии.

Обнорскому показалось, что он ослышался.

— Организация? Какая организация? Комсомольская, что ли? Так у нас комсомольцев всего одиннадцать человек было…

— Нет, — вежливо перебил его особист. — Эти вопросы скорее относятся к компетенции политотдела… Я слышал, правда, что у вас возникли там какие-то осложнения с членскими взносами?

Андрей про себя усмехнулся: в июле 1990 года все офицеры комсомольского возраста в Бенгази, пользуясь волной «демократизации», поднявшейся в Союзе, решили по-тихому перестать платить комсомольские взносы — надоело кормить жирных цековских мальчиков, разъезжающих по всему свету на валюту, поступавшую в ЦК ВЛКСМ из разных стран с отчислений от заработков таких же, как Обнорский, переводяг и специалистов. Летом 1990 года казалось, что партийно-комсомольский аппарат действительно доживает последние дни, потому и решили комсомольцы-бенгазийцы просто перестать платить взносы и таким образом через три месяца по-тихому автоматически выбыть из ВЛКСМ. Однако уже в самом начале января девяносто первого в Союзе поднялась мощная волна коммунистического «ренессанса», и затаившиеся было замполиты и партработники вновь подняли головы и начали показывать зубки. Обнорский не сомневался, что ему еще аукнется эта история с членскими взносами, хотя сначала складывалось впечатление, что до нее никому не было дела…