Андрей Константинов - Журналист

— Был наш, — вздохнул Обнорский. — Назрулло его звали, он в Йемен из Душанбе приехал, как и я — на стажировку… Убили его в тот же день, вечером… Мы на засаду нарвались, он меня успел на землю толкнуть, а сам… Хорошо хоть, не мучился — пуля ему точно между глаз вошла…

Андрей почувствовал, как Лена начала мелко дрожать — то ли от прохладного ночного воздуха, вливавшегося из приоткрытого окна в комнату, то ли от воспоминаний…

— Слушай, — спросил Андрей, — с тобой тогда еще одна девушка была, кажется, ее Тамарой звали… Как она?

— Уволилась из авиаотряда, как только добрались до Москвы. Долго в клинике неврозов лежала… Сейчас замужем, сынишке два года… Мы редко перезваниваемся…

Обнорский кашлянул и искоса глянул в полузакрытые глаза Лены.

— А ты… Ты не замужем? Я ведь даже фамилии твоей не знаю…

Она улыбнулась и подняла голову с его плеча.

— Ратникова моя фамилия. Насчет мужа… — Она немного запнулась, но быстро продолжила: — Я не замужем.

— Официально или по жизни? — Обнорский, естественно, заметил ее заминку и с удивлением ощутил легкий укол ревности. Для него это было нехарактерно — и Виола, и разные его любовницы просто бесились оттого, что Андрей ни капли их не ревновал, они считали, что это показатель того, насколько ему было наплевать на них. Когда-то он, кажется, ревновал Машу… Но это было очень давно.

— В обоих смыслах, — ответила Лена и взглянула на Обнорского с легким прищуром. — А как твоя супруга поживает? Ее, кажется, Виолеттой зовут?

Андрей от неожиданности обжегся сигаретой, которую как раз решил забрать у Лены. Чертыхнувшись, он швырнул окурок в сад, тряся обожженными пальцами.

— Ни фига себе… А откуда, собственно, товарищ Ратникова, вы знаете мою жену? Кстати, бывшую… Хотя мы еще не развелись официально. А по жизни разошлись год назад…

Лена взяла ладонь Обнорского в свои руки и медленно провела языком по обожженным пальцам. Андрею еще никогда прежде женщины руки не целовали, и потому он был не в курсе того, что они у него эрогенная зона, — на прикосновение ее язычка к пальцам немедленно отозвалась совсем другая часть его тела. Лена, прижимавшаяся крутым бедром к его животу, почувствовала это, подняла голову и улыбнулась.

— В восемьдесят восьмом я была в Ленинграде — к дальней родственнице заезжала. Решила зайти на твой факультет — узнать хоть что-нибудь про тебя. В твоем деканате секретарша — кажется, ее звали Женей — все мне подробно рассказала… Даже более чем — очень эмоциональный разговор получился…

Обнорский только крякнул в ответ, хорошо представляя, что именно и в какой тональности могла рассказать про него деканатская секретарша Женя. Незадолго до выпуска у него с ней «случился грех», она, видимо, на что-то рассчитывала и даже по собственной инициативе, печатая дипломные вкладыши, поставила Андрею по ивриту «отлично» вместо реально полученного им когда-то «хорошо». Но, несмотря на такую самоотверженность, «грех» дальнейшего развития не получил, и Женя, видимо, на него сильно обиделась.

Уходя от скользкой темы, он начал целовать ее между лопаток и гладить рукой по ногам, постепенно подбираясь к низу живота.

— Подожди… Андрей… — внезапно севшим голосом выдохнула она, но сама не смогла себя сдержать: коротко всхлипнув, Лена полностью повернулась к нему ягодицами, прогнулась в спине и чуть наклонилась вперед, раздвигая ноги… Обнорский ворвался в нее сзади, придерживая Лену одной рукой за груди, а другой за живот.

Нет, все-таки с ним творилось явно что-то необычное — он старался двигаться очень осторожно и все время думал о том, насколько хорошо и приятно ей, — с другими женщинами Андрей был раньше намного более эгоистичен. Задыхаясь от переполнявшего его желания, он все-таки сумел дождаться, пока кончит она, и лишь потом позволил улететь себе, бормоча что-то бессмысленно-ласковое на трех языках сразу… Он долго не выходил из нее, а потом поднял Лену на руки и отнес на кровать, сам присел на краешек и легко погладил ее по волосам.

— Леночка… Можешь мне не верить, но я все эти годы вспоминал о тебе… Какое счастье, что мы встретились…

Не надо было ему произносить слово «счастье» оно, словно какой-то звуковой код, сразу вызвало воспоминание об Илье, прошедшее черной стрелой через мозг Обнорского. Новоселов уже никогда не сможет испытать счастья слияния с желанной женщиной — в лучшем случае ему уготован вечный покой. И Андрею счастья не видать — пока он не сделает то, что должен сделать. Должен.