Кирилл Казанцев - Чемодан. Вокзал. Обойма

– Я сделал все, как вы и просили, – коротко сообщил он.

Рената Ильинична въехала в арку девятиэтажного дома и припарковала свой розовенький «Фольксваген»-«жук» у второго подъезда.

– Подождешь маму? – заглушив двигатель, спросила женщина у Арчи.

Собачка глянула на хозяйку своими черными глазками-пуговками и гавкнула – мол, подожду.

Через несколько минут Пролясковская уже поднималась в лифте, стараясь не касаться его исписанных маркером стенок. Вспыхнула тусклым желтым светом оплавленная зажигалкой кнопка, створки разъехались. Рената Ильинична вышла на седьмом этаже и осмотрелась. Нужная дверь отыскалась сразу. Она подошла к ней и несколько раз вдавила пуговку звонка.

– Кто там? – раздался из-за двери суровый мужской голос.

– Я от Лоры, – ответила незнакомцу женщина.

Защелкали замки. Дверь открыл лысоватый мужик в очках-велосипедах. Прежде, чем посмотреть на гостью, он окинул подозрительным взглядом подъезд. Убедившись, что, кроме женщины, никого поблизости нет, он доброжелательно улыбнулся.

– Проходите…

Тикали настенные часы. Ветер слегка покачивал занавески. Где-то за стенкой шумели пьяные соседи.

– Что привело вас ко мне? – спросил очкарик, опуская на журнальный стол поднос с чашками чая и блюдечком, на котором лежал порезанный тонкими ломтиками лимон.

– Лора сказала мне, что вы один из лучших частных детективов в городе, но вас лишили лицензии и официально вы не работаете. Однажды вы ей очень помогли.

– Было дело, – отхлебнув чайку, причмокнул губами очкарик. – И все же что привело вас ко мне?

– Я подозреваю мужа в измене, – тихо так, по-шпионски, будто за ее спиной стоял Пролясковский, произнесла Рената Ильинична.

– Понятно, – кивнул мужчина и принялся загибать пальцы. – Сколько лет женаты? Есть ли у вас дети? Не замечали ли вы в последнее время на его спине и шее засосов? Кем он работает? Часто ли задерживается на работе? – посыпались один за другим вопросы.

Женщина сначала растерялась, но, промочив пересохшее от волнения горло терпким чаем, начала отвечать:

– Давно… – Она и в самом деле не помнила, сколько лет она была замужем за Олегом Юрьевичем. – Детей у нас нет. Никаких подобных автографов на теле не видела. Работает главой Департамента труда и занятости…

– Стоп-стоп, – очкарик взмахом руки остановил Пролясковскую. – Кем? Главой Департамента?

– Ну, да. Чиновник он у меня. А что это меняет? – пожала плечами Рената Ильинична.

– И вы хотите, чтобы я за ним следил? – возмутился очкарик. – Да вы представляете, что будет, если меня засекут? Это же ранг министра! Подобраться к нему сложно. Там же ФСО работает.

– Его действительно охраняют, – согласилась женщина. – Но это ведь ваша работа. К тому же я готова заплатить большие деньги. Только назовите сумму. Если хотите наличными – без проблем. Только, пожалуйста, последите за ним неделю-другую. Мне важно знать, изменяет он мне или нет, – молила Рената Ильинична.

Очкарик покачал головой:

– Слишком опасно. Вы ведь знаете, что такое ФСО?

– Нет, – растерялась Рената. – Вернее, слышала – что-то типа ФСБ. Но ведь там тоже люди работают…

– Это круче ФСБ, – не стал вдаваться в подробности очкарик.

Пролясковская не собиралась сдаваться, ведь Лора сказала ей, что частный детектив на полной мели и готов сломаться даже на полутора тысячах долларов, хотя сперва и покочевряжится. И Рената сделала так, как советовала ей новая подруга; совет был прост и действен. Она стала выкладывать перед очкариком стодолларовые купюры одну за одной.

– Сто, двести, триста… – приговаривала она, глядя в глаза собеседнику, и в тех разгоралась алчность, – тысяча восемьсот, тысяча девятьсот, две тысячи.

Рената сделала паузу. Очкарик скрежетнул зубами, но промолчал, и тогда Пролясковская применила стервозный прием, подсказанный ей Лорой. Она с тем же ровным голосов начала обратный отсчет:

– Две тысячи, тысяча девятьсот… – одна купюра покинула тощую горку зеленых бумажек.

Частный детектив, лишенный лицензии, рванулся к деньгам:

– Согласен, – выдохнул он хрипло.

Рената – добрая душа, вернула ему купюру, которую уже держала в руках, хоть Лора ей такого и не советовала.

– Сойдемся на двух тысячах, – великодушно констатировала она окончание торгов.

Затем женщина скрестила руки на коленях и облегченно вздохнула. Очкарик молчал, ковыряя ногтем дырку в подлокотнике кресла.

– Я даже не знаю, что и сказать.