Кирилл Казанцев - Чемодан. Вокзал. Обойма

Тем временем Алиев втолковывал пленнику, что ему следует говорить. Тот трусливо молчал и мотал головой. Андрей отыскал в списке пропущенных звонков последний, вдавил клавишу и поднес телефон к уху пленника. Тот часто закивал – мол, сделаю все, как просили, можете не сомневаться, только в живых оставьте.

Ситуация была скользкая. Ведь «татаро-монгол» понимал, что сдает свои козыри один за другим. Признался, на кого работает; сейчас убедит своих подельников, что у него все в порядке, а значит, никто до завтрашнего обеда его и искать не станет. Сдашь последний козырь – какой смысл тебя оставлять в живых?

На том конце линии ответили. «Татаро-монгол» старался говорить спокойно и убедительно. Ларин, прикрыв глаза, слушал интонации неизвестного ему языка, мысленно накладывая на них свой текст. Вроде бы прозвучало убедительно. Во всяком случае, он бы поверил такому признанию, будь на месте товарищей пленного.

Дождавшись, когда на том конце линии отключат связь, Андрей вообще выключил телефон. «Татаро-монгол» смотрел на него с мольбой в глазах и что-то тараторил, прикладывая руку к сердцу.

– Просит его не убивать? – брезгливо спросил Ларин.

– Не только. Говорит, что адреса фирмы, на которую работает, не помнит. Только знает, как туда проехать, – перевел Тангол.

– Догадливый, мерзавец, – усмехнулся Андрей. – Типа того, что без него мы туда не доберемся. Что ж, четыре балла ему за сообразительность по пятибалльной шкале. Пусть радуется, что я сегодня доверчивый. А вот связать его все-таки надо. Не хочется его еще раз в темноте по полю с фонариком искать.

Веревку искать не пришлось, да и ненадежное это дело. Ее можно перетереть или развязать узел зубами. Худосочный сварщик отыскал среди пепла, оставшегося от сгоревших соломенных тюков, кольца почерневшей вязальной проволоки. Ею надежно скрутили запястья «татаро-монгола». Затем затащили в сарай, бросили возле стены и приказали молчать.

Сделали это вовремя. На проселке, ведущем от коттеджного поселка, замелькал свет одиночной фары.

– Кого это к нам несет? – проговорил Андрей, вглядываясь в ночной пейзаж. – Или машина добитая с перегоревшей лампой едет, или мотоциклист.

– Мотоциклист, – подсказал Тангол, обладавший более тонким слухом.

– Точно, – уже секунд через десять характерный для мотоцикла звук расслышал и Ларин. – Что ж, посмотрим.

– Мне смотреть нечего. Я уже и так не своей работой выше крыши занялся, – отстраненно произнес Алиев. – Меня в эти дела не впутывай, – и он, тяжело ступая, двинулся в глубь сарая, скрылся в темноте, оставив Андрея один на один с неизвестностью.

Ларин особо не волновался. Вряд ли это возвращались погромщики. Полученный приказ они выполнили, и делать им тут больше было нечего. Он поднял с земли брошенную боевиками биту и спрятал ее под стену сарая.

На площадку перед сараем, тарахтя мотором, выехал старый мотоцикл с коляской. За рулем сидел немолодой милиционер в фуражке, залихватски сдвинутой на затылок. Шлем демонстративно болтался на ручке транспортного средства.

Андрею, прослужившему в наро-фоминском ОБОПе не один год, был хорошо знаком подобный типаж. Да и кто другой мог появиться в этом захолустье? Типичный сельский участковый: тучный, в возрасте, с седой щеточкой усов над пухлыми губами, с мешками под глазами, а значит, любитель выпить. Взгляд пытливый, но непроницаемый. Через такие глаза в душу не заглянешь и не поймешь, что в ней творится. В общем, персонаж, как принято говорить в среде кинематографистов, характерный, с ударением на втором слоге. Подобные типы населяют телевизионные детективы: и российские, и голливудские. Им обычно до пенсии остается полгода. Вот и не делают они резких движений. Им лишь бы все спокойно было. А там заживут в свое удовольствие, занимаясь огородом и разводя всякую деревенскую живность, типа кур, уток и кроликов.

Ларин обычно предпочитал сперва выслушать, а уж потом говорить самому. Так легче сориентироваться в ситуации, понять, что на уме у оппонента.

Пожилой участковый слез с мотоцикла, поправил фуражку, осмотрел безрадостную обстановку. На его лице не было сочувствия, как не было и страха. Он привык, что форма надежно оберегает его.

– Однако, – задумчиво произнес милиционер, обращаясь в пустоту – наверняка подобного масштаба происшествия он не ожидал. А потому обычные фразы типа «нарушаем?» или «попрошу предъявить документы» были неуместны.

Ларин смотрел на участкового вполне приветливо, но пока еще не произнес ни слова. Милиционер с легкой грустью вздохнул и спросил, глядя на единственного явного славянина среди всех доступных его взгляду.