Андрей Воронин - Инкассатор - Слезы из черного золота

Халипов уже знал, что Шевцов связался с Мининым-старшим, знал, что тот ответил согласием, и через две недели все бумаги должны быть подписаны, но теперь этот факт огорчал его. Сразу после подписания договоров она вернется домой и навсегда исчезнет из жизни Халипова. Именно поэтому он решился на откровенный разговор, заранее собравшись приукрасить факты.

Девушка встретила его по обыкновению недружелюбным взглядом.

– Что вам опять нужно? – спросила она.

– Дорогая Лена, – начал Халипов, присаживаясь рядом с ней. – Я хочу поговорить начистоту. Я не причастен к похищению, я лишь вынужден исполнять роль вашего тюремщика, но никак не связан с компанией «Black Gold». Ваш отец согласился на контракт с ними, Шевцов шантажировал его, впрочем, как и меня. Я не мог отказать ему, потому что от этого зависит жизнь близких мне людей, от этого зависела и ваша жизнь. Но, как только я увидел вас, я поклялся, что спасу вас от него. И я готов всю жизнь оберегать вас, Лена...

– Что?! – вскричала девушка, вскочив с кровати. – Вы, кажется, делаете мне предложение? Вы, жалкий трус, ничтожество, которое соврать-то толком не умеет! Вы хотите, чтобы я вышла за вас замуж? – с этими словами она встала с кровати и, подойдя к Халипову, дала ему пощечину. – Вот вам мой ответ.

Халипов медленно встал с кресла и, потирая ушибленную щеку, направился к двери.

– Попомнишь ты мне это оскорбление, – зло прошептал он, – я чеченец, и никому, даже тебе, не позволю так меня унижать.

– Ты не чеченец, ты бандит! – выпалила вдогонку Лена.

Халипов ожидал отказа, но такого позора не мог предвидеть. Злоба кипела в нем, ведь раны, нанесенные любимым человеком, болят сильнее.

В порыве злобы он схватил паспорт заложницы, положил его в карман и, выскочив на улицу, сел за руль автомобиля. Через час Халипов уже находился у своего друга, бывшего одноклассника Марата Саламова, заведующего грозненским городским отделом регистрации браков.

– Да пойми, Эмиль, не могу я так, – упирался Саламов. – То, что ты мне предлагаешь, выходит за рамки закона!

– За рамки закона выходит! – вскричал он. – Значит, я в рамках закона твоего братца отмазывал? Или, может быть, федералам напомнить о его похождениях под Гудермесом?

– Ты что же, меня теперь всю жизнь этим шантажировать будешь? – вскипел Саламов.

– Марат, – уговаривал Халипов, – я тебя никогда ни о чем не просил, а тебе сделал немало. Неужели у тебя нет никакой благодарности?

– Хорошо, но как ты планируешь с ней жить? Ну, поставлю я вам штампы в паспорта, сделаю свидетельство о браке, ну роспись ты подделаешь, но ведь это все равно будет фикция! Она же, сбежав от тебя при первом удобном моменте, расколется!

– А ты подтвердишь, что мы у тебя были, расписались добровольно, а свидетелей я найду, найду.

– Слушай, Эмиль, – не унимался Саламов, – я тебя знаю давно. Ты же неглупый человек. Сейчас не средневековье, она сбежит отсюда и спокойно пришлет тебе решение суда о разводе!

– Из Чечни не сбежит, а тут я постараюсь, чтобы никакого суда не было.

– Но ведь это насилие и рабство! Неужели ты способен на это?

– Вся наша жизнь, Марат, насилие и рабство, – философски заметил Халипов. – Ничего, слюбится, детей родит. Никуда не денется. Я не могу без нее, ты понял! – вскричал Эмиль Асланович, бросив на стол паспорта. – Сделай это, и навсегда обо мне забудешь.

– Хотелось бы верить, – произнес Саламов, забирая документы. – Ладно, завтра станешь счастливым мужем. Найди свидетелей и в одиннадцать подойдешь, распишешься.

Халипов вышел на улицу и, нервничая, закурил. Это была его месть за нанесенное оскорбление. Внезапно вспыхнувшая любовь притупила в нем много деловых качеств, но по-прежнему остались упорство и настойчивость. И если Эмиль Халипов решил оставить у себя в доме женщину, он, один из влиятельнейших людей в послевоенном Грозном, этого добьется.

Никто не знает, откуда появилась обоюдная неприязнь русских и «лиц кавказской национальности». Может быть, она существовала на генетическом уровне, временно приглушенная искусственным столетним перемирием. Скорее всего, неприязнь эта подсознательная. Только война раздула ее до небывалых высот. Мало кто помнит и точно знает, когда началась война и из-за чего, но зато о ее последствиях красноречиво говорят руины домов и незаживающие душевные раны людей, пострадавших от рук террористов. Контртеррористическая операция может продолжаться бесконечно, пока один народ не уничтожит другой. Злые взгляды, скрываемые под занавесью лицемерных улыбок, чувствует каждый русский, приезжая в Чечню, и каждый русский понимает, что в своей стране попал в чужой мир. Мир чужой культуры, чужого языка, чужого быта и обычаев. Здесь чужое все, и люди, видя незваных гостей из окон своего закрытого для европейцев мира, стараются спрятать свои истинные лица и сердца. Те, кто приезжал сюда на танках, прилетал на вертолетах, все равно бы их не поняли, да они и не стремились понять. Что может понять ракетчик или танкист, безжалостно выпускающий груду смертоносного железа в село, откуда по разведданным доносились выстрелы? Что может понять солдат, вошедший в обстрелянный с воздуха населенный пункт, выискивая спрятавшихся боевиков? И как могут объяснить отрезанные головы своих однополчан российские солдаты? Как они могут воспринять дикость Шариатского суда? И почему до сих пор об этом не задумывались те, кто на протяжении десятилетия пытается вершить судьбами двух этих народов, сталкивая мировоззрения в кровавых перестрелках и войсковых операциях?