Иван Стрельцов - Достанем врага везде!

Тяжелая автоматная пуля, попав в Галушку, снесла тому полчерепа. Боевик, взмахнув руками, рухнул на землю, Мирослав лихо сиганув через неподвижное тело, вместе с Бугаем бросился прочь от леса, с ужасом слыша за спиной командный голос:

— Не стрелять, эти двух брать живьем…

Они лежали на краю плато, за их спинами чернел зев пропасти, а впереди залегли морпехи. Это был конец. Вернее сказать, его преддверие. Укрывшись за небольшим валуном, Бугай бил короткими очередями, лежащий возле него Мирослав набивал пустые магазины и с тоской смотрел на свой автомат, которому шальная пуля разворотила газовую трубку, превратив его в бесполезный кусок металла…

— Ну, и как дела? — к Савченко подполз Скорцени. На его суровом лице играла довольная улыбка, в левой руке морпех сжимал трофейный «калаш».

— Огрызаются, — сквозь зубы процедил Виктор, заканчивая монтировать на «СВД» прицел Голдяева. Нацепив на лицо резиновый наглазник, он передернул затвор винтовки и буркнул: — Сейчас мы это безобразие прекратим.

Выставив из своего укрытия ствол, он несколько секунд целился, а когда с противоположной стороны застучали выстрелы, плавно надавил на спуск…

Пуля ударила высунувшегося из укрытия Бугая точно в сердце. С такого расстояния удар получился ошеломляющий: боевика швырнуло назад и, продолжая палить из автомата, он исчез в черноте пропасти. Фюрер ошалело пялился на то место, где только что находился его последний боевик. Тело в одно мгновение покрылось холодным липким потом, отчего Мирослав сам себе с омерзением напомнил жабу.

— Эй, красавец, — донеслось издевательское с плато. — Если не хочешь, чтобы сезон охоты продолжился, вылезай с поднятыми руками. На размышления три минуты. Время пошло.

«Сдаться или нет?» — новая мысль перфоратором бурлила мозг Мирослава. Сейчас ему казалось, что он слышит жужжание электромотора. Инстинкт самосохранения подсказывал: «Руки подними». Правая рука скользнула к накладным карманам разгрузочного жилета. В подсумках еще оставалось две гранаты и пистолет. Оружие, что называется, ближнего боя. «Нет, бросить „РГД“ или начать стрелять из „ПМ“ не дадут. В момент клешни прострелят, — продолжал лихорадочно размышлять Фюрер. Он уже знал наверняка, с кем пришлось схлестнуться его группе и почему им отведен такой огромный массив. — Эти ошибки не допустят». В плен Скеле тоже не улыбалось — он еще не забыл, что сам собирался сделать с «языком». Избежать «горячего потрошения» можно было только одним способом — уйти. И выходов было немного: либо при помощи оружия «открыть дверцу», либо в пропасть шагнуть. Но во втором варианте существовала реальная вероятность в лучшем случае отделаться переломами.

Мирослав почувствовал, как со лба по носу ползет капля пота, взмахом руки смахнул влагу, потом положил ладонь на грудь, ощутив прохладу Железного креста. На этот раз фашистский орден ему не помог.

«Значит, лимит удачи исчерпан», — боевик с силой сжал крест, потом рванул его вниз, разрывая тонкую цепочку. Свободной рукой Скеля расстегнул клапан одного из гранатных подсумков, потом сунул указательный палец в кольцо предохранительной чеки и рывком освободил ударник запала.

В самый последний момент он вспомнил о своем заокеанском кураторе, которому нужно было доложить о провале операции, но врожденный эгоизм лишь мрачно буркнул: «Пишов вин до биса»…

— Н-да, картина в духе Сальвадора Дали, — глядя на развороченный труп, обескураженно пробормотал подбежавший к Скорцени и Савченко Микис. Взрыв двух наступательных гранат разворотил весь торс боевика и как ластиком стер черты лица, оставив темно-коричневые кости черепа. Вокруг вперемешку с кровавыми ошметками диверсанта валялись обломки его нехитрого скарба, из которого опытный глаз Виктора выхватил разбитый корпус портативной радиостанции и панель GPS. Наклонившись над трупом, он разжал пальцы — в руку ему упал фашистский орден с поблекшей от времени эмалью. Увидев свежее проявление художественности в виде резьбы надфилем, увековечивающей аббревиатуру УНА-УНСО, даже позволил себе улыбнуться.

— Старые знакомые. — Действительно, за свою долгую и нелегкую службу ему доводилось схлестываться с этой публикой, и счет пока был в его пользу.

— Слышь, Витек, тебе эта цацка нужна? — неожиданно к Савченко обратился Скорцени; в его глазах заплясали шальные огоньки, как у коллекционера, наткнувшегося на редкий фолиант.

— А тебе зачем? — удивился командир. — Коллекционируешь?