Иван Стрельцов - Миротворец

Родион Крутов, приняв контрастный душ, побрился, почистил зубы и, стоя у окна, наблюдал за утренней зарядкой джи-ай.

Полковник провел рукой по нежной махре банного халата, который был положен к комплекту услуг, предоставляемых офицерской гостиницей. Горячая вода в душе, дорогие шампуни, кремы для бритья. Хрустящая постель, кондиционер, обеспечивающий в помещении благоприятный микроклимат. Все это выглядело роскошно и комфортно, причем роскошь была чрезмерной и неестественной для армии.

Такого полковник не видел ни в сербской армии, ни тем более в российской. Неожиданно на ум пришла аналитическая статья из какого-то военного журнала. «Основная масса рядового и сержантского состава армии США — это представители цветных народностей, латиноамериканцы и афроамериканцы, жители низших слоев населения, для которых служба в армии по контракту дает шанс вырваться из нищенствующих трущоб. И, как правило, представители белого населения вербуются в армию для обеспечения в будущем возможности учиться в высшем учебном заведении…»

«Ну да, служба в армии для них — это всего лишь возможность заработать на будущее. Как нефтяники на морских буровых», — почему-то с неприязнью подумал Крутов. Он вспомнил рассказ товарища командира мотострелкового батальона, которому довелось участвовать в новогоднем штурме чеченской столицы. Батальон был укомплектован из различных подразделений дивизии и на семьдесят процентов состоял из молодых солдат, которые до этого успели сделать по три выстрела перед присягой.

Уже на второй день батальон попал в окружение и четверо суток отбивал атаки озверевших афганских моджахедов… Через два года в далеком сибирском гарнизоне на праздновании Нового года в прошлом комбат, а теперь начальник штаба мотострелковой дивизии за «рюмкой чая» сказал: «Эти сопливые мальчишки, если в первые два дня не гибли, на третий становились настоящими солдатами. Ни в чем не уступавшими „духам“. Меня дважды ранили, офицеров и прапорщиков перебили в первый день, оборона держалась на сержантах-срочниках и этих безусых пацанах».

Следом полковнику на память пришел другой случай из программы центральных новостей. «После высадки американских солдат в Афганистане и боестолкновений с талибами некоторые джи-ай стали расторгать контракты с Пентагоном. Причина: им предоставляют на десерт всего лишь двадцать сортов мороженого, в то время как в контракте указано тридцать пять. Адвокаты доказали нарушение прав нанимаемой стороны».

«Роскошь изнеживает солдат, разъедает дисциплину, как ржавчина железо», — отходя от окна, подумал Родион Крутов, вспомнив, что произошло на югославской военной базе, когда на нее напали косовские сепаратисты.

Неожиданно в дверь постучали.

— Come in, — по-английски произнес Крутов. Дверь распахнулась, и в комнату вошел стюард в белой форменной куртке, держа перед собой небольшой поднос, накрытый хлопчатобумажной салфеткой.

— Доброе утро, сэр, — с порога поздоровался стюард. — Ваш завтрак.

— Спасибо. — Родион неожиданно вспомнил, что в подобных случаях официанту положено давать «на чай». Но стюарда уже и след простыл.

Под салфеткой оказался кофейный набор — большой кофейник, сахарница, сливочница и чашка с блюдцем. Кроме того, хорошо подсушенные тосты, ветчина, сыр, масло, джем. Все было в достаточном количестве, чтобы взрослый мужчина смог утолить голод.

Рядом с кофейником лежал большой конверт с незаклеенным язычком. Вскрыв конверт, Крутов извлек наружу прямоугольник из плотной глянцевой бумаги, на котором ровным почерком было выведено:

«Господин Крутов. Имею честь пригласить вас на Торжественный обед с офицерами нашей базы, который состоится в семнадцать часов по местному времени».

Внизу стояла красочная подпись начальника базы: «Дивизионный генерал армии США Дуглас Эйкрофт».

— Солидно, — сунув приглашение обратно в конверт, хмыкнул Родион, и только сейчас он вдруг ощутил, насколько голоден.

Усевшись за стол, он быстро соорудил бутерброд из тостов, масла и ветчины. Затем налил полную чашку черного кофе, добавил сахара и сливок и с аппетитом принялся за еду. Ел по-солдатски быстро, уже через четверть часа на столе остался лишь сахар и немного сливок.

Насытившись, полковник промокнул губы салфеткой и вдруг подумал, что на званый обед ему не в чем идти. После батальных путешествий по балканским горам от его костюма остались лишь лохмотья, которые к тому же были утилизированы гостиничной прислугой. А в банном халате идти на офицерский прием полковник считал верхом бестактности.