Я, может, не финансист, но я так понимаю: если бы у каждой банки был свой хозяин, то и регулировать было бы нечего. А если бы государство не владело контрольным пакетом аэропорта, то эти любители дури дальше вестибюля в Рыкове не прошли бы.
Сазан перевел дух. В кабинете наступила тяжелая тишина.
— Вы что кончали, Валерий Игоревич? — осведомился вице-премьер.
— ПТУ.
— Да? А я решил было — Чикагский университет «Чикагский университет считается одной из цитаделей экономического неолиберализма. „Чикагская школа“ последовательно отстаивает принцип наименьшего вмешательства государства в экономику. Именно по рецептам „чикагских мальчиков“ генерал Пиночет возрождал экономику Чили.».
— А что, надо университет кончать, чтобы понять: если кто-то приставлен к крану откручивать воду, то он обязательно и себе нальет стаканчик?
Вице— премьер взглянул на часы и встал.
— Сожалею, но времени у нас больше нет. Валерий Игоревич, Владлен Леонидович, вы свободны.
— Я в каком смысле свободен? — справился Сазан.
— В обоих. Советую вам запереться в своей квартире, или что у вас там — хаза? — и носу оттуда не показывать. Вам позвонят. Валентин, задержись на минуту.
И Сазана с Калининым с прямо-таки фантастической скоростью выпроводили в коридор. Спустя мгновение за ними выбежал круглоглазый референт — вынес подписанные секретаршей пропуска.
— Как ты на него вышел? — вполголоса спросил Сазан, пока они шли бесконечными коридорами.
— Ты не поверишь — но у меня была жена, а он ей какой-то родственник.
— А что с женой?
— Развелся. Четыре года назад.
— Если жена была на него похожа, понимаю, почему ты развелся, — согласился Сазан. — Не человек, а лягушка.
У него было странное ощущение, что он только что побывал в железных объятиях какой-то гигантской правительственной мельницы-крупорушки и каким-то чудом его, вместо того чтобы смолоть в муку для государственных нужд, пощадило и выплюнуло обратно.
За подъездом Белого дома сверкало небо в блестках облачков, и черная «Волга» неторопливо подкатилась к бровке. На горбатом мостике все так же изнывала от летней жары демонстрация. Кучка людей — не то депутатов, не то анпиловцев — что-то кричала пикетчикам в матюгальник, и те по знаку телеоператора громко стучали касками по асфальту.
— Извини за истерику, — сказал Сазан, когда «Волга» обогнула мостик и полетела к Краснопресненской.
— Ничего. Со всяким бывает.
— Я твой должник, Владлен. Слушай, тут кабак классный справа, пошли оторвемся! Ребята подлетят, расплатятся!
— Ты слышал, что тебе сказали? Сиди на даче и не высовывайся, и никаких кабаков!
***
Сидеть на даче, впрочем, пришлось недолго. Буквально на четвертый день телевизор донес до Нестеренко известие о переменах в высшем слое военно-авиационного руководства и скоропостижной отставке двух замов маршала авиации. Затем внезапно было объявлено о скором пятипроцентном сокращении армии. Оппозиция, конечно, начала очень громко кричать о неминуемой гибели отечества, но высшие армейские чины, против ожидания, ничего плохого о правительстве не сказали.
Нестеренко внимательно смотрел и слушал, и в течение недели он узнал об уходе в отставку десяти полковников и генералов, начальников аэродромов и округов в Сибири и на Дальнем Востоке.
За все это время Нестеренко не раз подмывало послать человека в Краснодарский край и объяснить гостеприимному хозяину причерноморской усадьбы, кто именно заказал Кобу и по чьей милости фасад его прелестной виллы непоправимо испорчен бетонными надолбами. Но в конце концов Нестеренко рассудил, что человека послать никогда не поздно, а вот если полковников, которые сейчас уходят в отставку, начнут отстреливать по всей Руси великой, то высшее военное руководство воспримет это как нарушение великого водяного перемирия и не согласится с пятипроцентным сокращением вооруженных сил. И виновником нарушения — пускай невольным и косвенным — посчитает недавнего собеседника Сазана из Белого дома.
Какие меры может предпринять собеседник по этому поводу. Сазану даже не хотелось думать. У него было твердое ощущение, что этого человека в глаза можно обозвать «козлом», «петухом» или иным, совершенно невозможным прозвищем, за которое Нестеренко пристрелил бы обидчика на месте, — и получить в ответ лишь стеклянный взгляд лягушечьих глаз. Но вот за такие абстрактные вещи, как сокращение бюджетного дефицита или иные, далекие от большинства россиян заботы, этот человек порвет собеседнику вафельник и вобьет осиновый кол в сердце, а потом аккуратно вытрет руки и пойдет сочинять очередную бумагу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу