Сергей Дышев - Вы хотели войны? Вы ее получите!

– Не бойся, свои! – Приходько приподнял маску, показал лицо.

– Слава тебе, Господи, спасли, – выдохнула облегченно Татьяна и тут же расплакалась. – Мы уже потеряли надежду...

Она продолжала сидеть, еще не веря в случившееся. А пацан взвился:

– Ура-а! Наши! Вставай быстрей!

Она поспешно вскочила, сын потянул ее за собой.

– А где Саша? – на ходу спросила у освободителей.

– А где наш папа? – вторил сын.

– Наверху ждет, – обтекаемо ответил Приходько.

Следующую камеру открыли не наугад, а по раздавшемуся изнутри грохоту.

С визгом ушел в сторону засов, дверь – нараспашку, и ребятам на шею бросился одуревший от счастья узник. Обнявшись, глянули друг на друга.

– Витька, Коля, братцы, спасибо, я знал, что найдете, спасете, знал... – лихорадочно частил Вздохов.

Он отощал, отросшая щетина делала его похожим на схимника.

Случилось то самое чудо, везение, «просто в цвет», счастливый и нежданный поворот судьбы, который в жизни случается необычайно редко, считанные разы, как божественное провидение, дар Всевышнего.

Бессчетнов краем уходящего сознания увидел Татьяну и сына, они плакали, а у него не было сил ни плакать, ни что-то уже сказать. Его рана раздувалась, как отдельно существующее враждебное, пузыреподобное образование... Он провалился в беспамятство и стремительно понесся по багровым рекам с бешеными круговоротами и изгибами.

– Что с этим будем делать? – спросил у Приходько Корытов, кивнув в сторону пленника.

Тот понуро ждал своей участи: у людей под масками нет эмоций, жалости и принципов.

– Отпустим, раз обещал, на все четыре стороны, – ответил Приходько и, повернувшись к парню, добавил: – А сторону я тебе рекомендую одну: домой, на родину, поднимать народное хозяйство. Попадешься еще раз, раздавлю, как гниду.

Корытов развязал ему руки и дал пинка на прощание.

– Поджигать будем?

– Времени нет.

Корытов определил по карте ближайшую больницу скорой медицинской помощи, и вся кавалькада на предельной скорости помчалась, чтобы обогнать роковые стрелки часов, которые отсчитывали, может быть, последние минуты жизни их товарищей.

Приходько держал Ивана за руку и все повторял, не понимая, что его друг уже был в таких запредельных далях, откуда не возвращаются:

– Ваня, держись, крепись, мы тебя вытащим. Слышишь, не уходи! Не уходи...

А рука Ивана просто катастрофически побледнела, ногти стали синими. И как резко изменилось его лицо: стало синюшным, будто в свете ультрафиолета, зрачки превратились в черные точки, дыхание ослабло, давалось ему с трудом. И на устах застыла блаженная улыбка отмучившегося праведника.

Иван уплывал, погружался в свой еще более иллюзорный, сюрреалистический мир с калейдоскопом ярчайших цветов и красок, и все ярче и ярче были неземные галлюцинации, и как вспышки среди этого потока – видения: злые оскалы горных ущелий под брюхом вертолета; он на доске-сидушке низвергается с высотки, и как кадры киноленты, перед глазами мелькают окна, и в каждом – своя жизнь. Черный дым застил голубую дымку: это горящие дома наркоторговцев. В раскрашенном вихре света – скачущее людское месиво, как «гвоздики» дождя в луже... А вот и Янка – на подоконнике со скрипкой, она призывно машет ему рукой, зовет за собой, чтобы улететь в небо... Но перед ним уже другое небо, в багровых лучах заходящего солнца, и под ногами – покоренная гора, как хребет великана, и они опять все вместе: Гриня Шевченко, Саня Бессчетнов, Витя Приходько, Боря Лагода, Петя Корытов, Володька Вздохов, Коля Наумов, Серега Конюхов. И студеный ветер остужает их разгоряченные лица и раскаленные стволы автоматов...

* * *

– Не пил? – сурово спросил Рубцов у Приходько, мучительно переминающегося в коридоре больницы.

– Да куда уж тут пить, Сергей Иванович! – опешил Приходько.

– Да не ты, господи!

Приходько призадумался: Бессчетнов, которого привезли сюда же (еле успели!) про спиртное ничего не говорил.

– Нет, не пил! – ответил твердо.

– Тогда вытащим.