Виктор Мясников - Людоеды

Все-таки он не чихнул, ртом все вышло, но с такой силой, что, казалось, голову разорвет, аж уши заложило. Но, главное, не произвел лишнего шума. Кое-как продышавшись и стряхнув с лица и волос пыль и мусор, распорядился:

– Держи мешок. – Поднял кверху пакет с едой и питьем, помотал им в воздухе, пока не наткнулся на руку Жени. – Лежи там тихо и жди меня. Хоть сутки лежи. Поняла? Если будут искать, бегать, пугать всяко, затаись и не дыши. А я обязательно вернусь.

– Я боюсь, – прошептала она сверху.

Он промолчал и, не дожидаясь других её слов, которые могли остановить его, расслабить и помешать выполнять задуманное, неслышно двинулся вдоль стены. Шел он быстро, ступал мягко, пружинисто. Светлое пятно впереди становилось все ясней. И когда ушел уже далеко вперед, вспомнил и пожалел, что отдал Жеке зажигалку. Но возвращаться не хотелось. Если уж начал дело, то поворачивать или прерываться нельзя. Свет впереди стал ярким, а от густого мясного запаха набирался полный рот слюны, так что постоянно приходилось сглатывать. Впереди слышалось явственное металлическое бряканье.

Коридор выходил в зал. Здесь электричество имелось в неограниченном количестве. Под потолком мощные лампы из перевернутых жестяных тарелок разливали яркий свет. Жека оказалась права – это действительно была кухня. Огромное облако пара колыхалось вверху, медленно всасываясь в широкую железную трубу, торчащую из потолка. Гигантских рзмеров котел стоял на красных от жара железных ногах. Под ним толстые раскаленные добела спирали, словно огненные веревки обвивали две керамических трубы. Эти два "электрополена" и разогревали кипящий котел. По бетонному полу вились электрические кабели в толстой резине и шланги, с концов которых сочилась вода. Стояли ведра, баки, пластмассовые ящики.

Здоровый мужик в шлепанцах на босу ногу, в синих рабочих штанах и грязной футболке ворочал в баке ведерный черпак на длинной рукояти. Другой, точно так же одетый и такой же потный, но худой и малорослый, подкатил низкую железную тележку.

– Кажись, готово, можно разливать, – сказал здоровый и с хыканьем вытащил черпак, полный жидкого варева. Скомандовал: – Вырубай фазу, подавай формы.

Маленький отбежал к стене, рванул рубильник. Огненные спирали начали тускнеть. Вернулся, шлепая тапочками по лужицам на бетонном полу, поставил на тележку алюминиевую форму: десять рядов по десять продолговатых углублений, окруженных невысоким бортиком. Здоровенный мужик опрокинул черпак, и варево заполнило форму. Маленький тут же поставил сверху новую форму, а здоровяк опрокинул в неё черпак. Маленький со звоном водрузил третью форму…

Они работали молча, быстро и слаженно. Видно, что эту работу им приходилось выполнять много раз, поэтому все движения были точны, экономны и сноровисты. Маленький брал широкую форму на грудь и толчком забрасывал на верх стопы. А здоровенный расчитанным движением выбрасывал из котла полный черпак. На могучих руках перекатывались бицепсы, шевелились синие наколки: орлы, женские лица, кинжалы, перевитые змеями. А ниже локтя все закрывали длинные суконные варежки. Через несколько минут десять форм были наполнены.

– Ты пока отвези, а я кости из бака повыкидаю, – сказал здоровенный и, отложив черпак, ухватил длинный черенок с круглой вогнутой решеткой на конце. Что-то вроде рыбацкой шабалки, которой лед из лунки выбрасывают, только в полметра диаметром.

Маленький, кряхтя, качнул железную телегу. Заскрипели колеса, и он покатил её впереди себя, стараясь не плескать. Десять форм, всего тысяча порций холодца. Хорошего холодца, густого. Его партнер тем временем аккуратно поднимал из бака свою шабалку, побалтывая из стороны в сторону, чтобы мясные волоконца не цеплялись, а кости оставались на решетке. И высыпал эти кости в пластмассовый ящик. Всякие кости: крупные, мелкие, толстые, тонкие, целые и осколки. Вот ещё одну порцию выворотил: ребра, позвонки, а сверху лег гладкий белый череп. Человеческий череп. Только макушка снесена. И внимания на него никакого не обратил старательный повар, стал второй ящик костями наполнять. И туда аж три черепа выгрузил…

Вовцу сделалось плохо, его замутило от этого невероятного зрелища. В голове не укладывалось: холодец из людей. Не черепа ли это давешних горемык из соседних камер? Все это было настолько страшно, настолько не поддавалось никакому осмыслению, что Вовец почувствовал – сходит с ума. У него дрожали руки и начали клацать зубы, озноб бил все тело, лоб покрылся холодной испариной. Он пытался взять себя в руки, но с ужасом ощущал, что это ему не под силу.